[1041]
По поводу статьи «Вопросы берегового вооружения».
В прекрасной статье своей «Вопросы берегового вооружения» («Инж. Журн.», № 5 — 1906 г.) г. Юденич, припоминая французскую пословицу «du choc des opinions jaillit la vérité», выражает желание, чтобы выводы его вызвали «основательные возражения». Хотя весьма значительная часть выводов почтенного автора, на мой взгляд, убедительна достаточно, но некоторые из затронутых им вопросов всё же нуждаются в более полном освещении. Со своей стороны, опираясь на идею той же французской пословицы, отваживаюсь высказать кое-какие соображения, а в иных случаях и посильные для меня возражения против выводов г. Юденича.
Мне хочется остановиться на следующих вопросах: а) о необходимости того или другого удаления линии береговой обороны от портовых сооружений, т. е. о вынесении этой обороны вперёд, б) о вероятной дистанции борьбы флота с береговыми батареями, в) о степени рациональности устройства «кинжальных» батарей, г) о пристрелочных орудиях, д) о подвижной артиллерии как средстве против десантных операций в районе береговых крепостей, е) о степени необходимости иметь на береговом вооружении гаубицы, ж) о типе нормальной батареи в смысле вооружения, з) о степени опасности осколков бетона для живой силы обороны, и) о предпочтении мелинита перед пироксилином дли снаряжения фугасных снарядов, i) о боевых комплектах для орудий берегового [1042] вооружения, и, наконец, к) о степени пригодности 6-дм. пушки в 190 пуд. для целей береговой обороны.
Вопрос о необходимости вынесения вперёд линии береговой обороны, другими словами — вопрос об удалении сказанной линии от жизненного ядра каждой приморской крепости зиждется на стремлении уберечь портовые сооружения от бомбардирования со стороны моря с предельной дистанции досягаемости судовой артиллерии. Справедливо указывая, что в недалёком будущем эскадренные броненосцы будут вооружены 12-дм. пушками в 50 калибров, могущими метать свои снаряды на дистанции до 20 вёрст, и полагая, что операциею поражения ядра крепости по площадям неприятельские суда могут задаваться лишь пребывая на водных плёсах, удалённых от береговых батарей вёрст на 10, уважаемый автор приходит к тому выводу, что береговые батареи следует располагать в 10 же верстах впереди портовых сооружений. При этом он поясняет, что ближе 10 вёрст от береговых батарей неприятель не станет избирать позиций для бомбардирования, ибо зона глубиною в 10 вёрст перед линией приморской обороны, находящаяся под огнём 6-дм. пушек Канэ, 11- и 9-дм. гаубиц, «может считаться небезопасною для судов», и что, войдя в эту зону, атакующий не может не отвечать на огонь береговых орудий, а следовательно, прибавлю от себя, не может и бомбардировать ядро крепости, так как заниматься одновременно и бомбардировкой крепости, и состязанием с её береговыми батареями более нежели затруднительно.
Вывод почтенного автора бесспорно логичен, но слишком прямолинеен. Вопрос об удалении линии береговой обороны от жизненного ядра крепости далеко не может быть решён так просто и одинаково для всех приморских крепостей.
Прежде всего замечу, что раз как в данном случае [1043] преследуется цель обеспечения от разгрома портовых сооружений, то, конечно, речь идёт о крепостях — морских базах. Морские же базы необходимо подразделять на базы активные и базы пассивные, а оборону их организовывать в соответствии с характером самой базы и с её потребностями. Поясняя ниже значение сказанных баз, не могу тут же не заметить, что некоторые моряки считают необходимым иметь ещё и базы третьего рода — базы-убежища, в которых отечественный линейный флот мог бы найти только стоянку, но стоянку вполне спокойную и в морском, и в моральном, и в боевом отношениях, стоянку, безусловно обеспеченную как от огня господствующего на море неприятеля, так и от всяких попыток уничтожить флот минными атаками и брандерными предприятиями. Но такие базы, в которые иногда можно войти, но из которых никогда нельзя выйти, на мой взгляд, совершенный абсурд, ибо они могут предназначаться исключительно для того, чтобы линейный флот, войдя в их район, спустил флаг и обрёк себя на бездействие вплоть до заключения мира.
Под активною морскою базой обыкновенно разумеют такое убежище линейного флота, из которого последний может выходить в открытые воды с боем, располагая обстановкою, способствующею успешности такой операции. Для этого в районе крепостного расположения, на мой взгляд, необходима наличность достаточно обширного водного плацдарма, обеспеченного от более или менее действительного поражения отдельных целей с появившейся у крепости вражеской эскадры, плацдарма, на котором линейный флот обороняющегося мог бы производить различные перестроения относительно спокойно. Без такого плацдарма линейный флот обороны почти всегда будет принуждён вытягиваться из внутренних гаваней или в колонне кильватера, или без всякого строя, подставляя поочерёдно свои корабли сосредоточенному огню вражеской артиллерии, должен будет и выстраиваться в боевой порядок под действительным огнём неприятеля. Без [1044] такого плацдарма, в громадном большинстве случаев, линейный флот обороны «отцветёт, не разцветши», понесёт тяжкие повреждения до начала своих активных операций, до начала боевого поединка, говоря фигурально — не вынув шашки из ножен.
Образование достаточно укрытого от огня с моря водного плацдарма, потребного как для вышеуказанной цели, так и для устранения печальной необходимости выходить из района крепостного расположения по одному и тому же заранее определённому и всем известному створу достижимо исключительно путём устройства впереди морской базы вынесенной вперёд линии береговых батарей, путём устройства тет-де-порта (термин хотя и мой, но, думаю, понятный каждому). Условия местности, в каждом отдельном случае, покажут начертание в плане тет-де-порта: батареи либо придётся устраивать на островах с глубокими и достаточно широкими между ними проходами, либо на искусственных основаниях в открытом море, по возможности пользуясь подводными банками, либо и на островах, и на искусственных основаниях. Во всяком случае батареи тет-де-порта, главным образом по причине необходимости образования для отечественного линейного флота глубокого по площади манёвренного плацдарма, такого плацдарма, на котором эволюции неповоротливых броненосных колоссов могли бы совершаться без стеснения, батареи, говорю, тет-де-порта придётся выносить вперёд на значительное расстояние не только от портовых сооружений, но и от выходов из внутренних бассейнов и гаваней.
Другими словами, в активных морских базах, в базах действительно заслуживающих этого наименования, вопрос о бомбардировании вражеским флотом ядра крепости отпадает сам собою.
Не то в базах пассивных, второстепенного морского значения, в базах, какими явится всегда и всюду значительное большинство приморских крепостей, явится и по соображениям финансовым, и по невозможности отыскать [1045] на побережье любого из морей многих пунктов, важных по их географическому (стратегическому) положению и в то же время удобных по местным условиям для организации активной морской базы. Не следует забывать, что сражаться с географией и гидрографией — задача более нежели трудная и всегда неблагодарная.
Под термином «пассивная морская база», термином не из особенно удачных, разумеют военный порт, могущий быть предназначенным, во-первых, только для питания активного (линейного) флота при благоприятной обстановке, постоянно ли благоприятной, т. е. при полной гегемонии отечественного флота на море, временно ли благоприятной, т. е. при отсутствии опасности попасть в ловушку и быть запертым более сильным врагом до окончания погрузки и выхода в открытые воды, во-вторых, для починки отдельных судов того же линейного флота, потерпевших близ этих баз серьёзные аварии от непогоды или от борьбы с врагом, и в-третьих, для основной стоянки отрядов судов береговой обороны и для постоянной стоянки боевых плавучих средств самой крепости. В таких базах вопрос о предохранении портовых сооружений от бомбардирования является вопросом важным, но в то же время и весьма гибким. В этом отношении допустимы самые разнообразные точки зрения.
Из всех суждений по этому поводу г. Юденича, мне особенно симпатична мысль о том, что впереди линии береговой обороны всегда имеется зона, опасная для врага, задавшегося целью швырять снаряды по направлению к крепости. Г. Юденич эту зону определяет в 10 вёрст шириною. Я говорю: этого мало.
Прежде всего припомним некоторые исторические примеры бомбардирования береговых крепостей и приморских городов.
В 1682 г. значительная флотилия бомбард флота Людовика XIV усердно громила Алжир, этот столь беспокойный в то время город пиратов, расстреляла все свои снаряды и вернулась в Тулон ни с чем. Через два [1046] года сильный французский флот, состоявший из 13 линейных кораблей, 20 галер, 10 бомбард и многих мелких судов, подошёл к Генуе с требованием выдачи судов, строившихся там для Испании, врага Франции. Отказ в требовании послужил сигналом к открытию бомбардировки. Было истрачено свыше четырёх тысяч снарядов наиболее крупнокалиберной артиллерии. Результат нулевой. В 1704 г. во время «войны за испанское наследство», англо-голландский флот, вооружённый 3.100 орудиями, выпустил в крепостцу Гибралтар, оборонявшуюся гарнизоном в 80 чел., свыше 20.000 снарядов, и крепостца не сдалась; капитулировала она только после высадки десанта, который превышал численность гарнизона ни более ни менее как в 32 раза. В восьмидесятых годах XVIII века знаменитый, возведённый за это в лорды, инженерный генерал Джордж Эллиот три с половиною года держался в том же Гибралтаре, многократно подвергавшемся бомбардированию франко-испанского флота, сила которого доходила до 350 судов с 4.900 орудиями. В конце 1803 г. англичане настойчиво бомбардировали ряд французских приморских городов между Гранвильи и Кале, и когда Наполеон приказал немедленно возвратить жителям потерпевших городов все причинённые им убытки, то оказалось, что таких убытков, по щедрой оценке магистратов, набралось на сумму 45.000 франков, на сумму, смело можно думать, много меньшую, чем стоимость потраченных англичанами пороха и металла. 7 мая 1828 г. русский флот, состоявший из 5 линейных кораблей, 4 фрегатов и нескольких бомбардирских судов, выпустил в Анапу 8.000 снарядов, повредил несколько зданий города и не причинил крепости никакого вреда. В том же году, с 27 июля по 25 сентября, русские суда почти ежедневно бомбардировали Варну; были пожары в городе, но крепости бомбардировка не нанесла никакого серьёзного ущерба. В Крымскую кампанию бомбардирование союзным флотом частью не укреплённых, частью весьма слабо укреплённых [1047] городов, в апреле 1854 г. Одессы, в мае 1855 г. Таганрога и Мариуполя, в июне того же года Бердянска, Таганрога и других городов и в августе в третий раз Таганрога, оказалось безрезультатным; более успешны были аналогичные действия союзников по пунктам, ничем и никем не оборонённым, — по Ейску, Тамани и Фанагории, к которым оказалось возможным подойти чуть не вплотную. Безрезультатна была и бомбардировка в июне 1855 г. Свеаборга, в который союзники выпустили 20.000 снарядов (5.000.000 франк.) преимущественно с судов, специально предназначенных для этой операции. В междоусобную американскую войну пятидневная бомбардировка флотилией бомбард коммодора Портера (20 паровых шхун, вооружённых 13-дм. мортирами, и 8 канонерок) фортов Филиппа и Джексона, защищавших подступ по Миссисипи к Новому Орлеану, успехом не увенчалась, и коммодору Фаррагуту пришлось форсировать проход. Говорят, что форт Фишер, оберегавший с моря важный для южан Вильмингстон, был взят почти исключительно благодаря бомбардировке, обратившей укрепление в груду развалин; но бомбардировка этого форта, при которой флот северян подходил к укреплению почти вплотную и в три дня выпустил чуть не в упор 44.000 снарядов, серьёзно говоря, даже и бомбардировкой названа быть не может и во всяком случае не являет собою поучительного примера в отношении рассматриваемого вопроса. 10 и 11 июля 1898 г. адмирал Сампсон бомбардировал Сант-Яго-ди-Куба с расстояния 6¾ вёрст первый день тремя броненосцами, а второй — четырьмя: на берегу находились наблюдатели, корректировавшие стрельбу, и всё же результат бомбардировки — 13 повреждённых домов, 19 ям на улицах и ни одного убитого обывателя. Несколько бомбардировок японским флотом Порт-Артура, бомбардировок и с фронта, и из-за Ляотешаня и со стороны бухты Тахэ, оказались также малорезультатными и существенного вреда не причинили ни крепостным сооружениям (одно попадание [1048] за всё время, именно в погреб батареи № 13 на Золотой горе), ни портовым устройствам, ни даже флоту, закупоренному в мешке недостроенного и тесного порта.
Итак, целый ряд исторических примеров показывает, что бомбардирование, в смысле самостоятельной операции, далеко не так страшно, как принято думать, и нельзя не согласиться с известным английским военным писателем Вельфордом (о котором говорят, будто он передаёт взгляды своего правительства), что моральное воздействие на жителей гораздо более действительного вреда, наносимого бомбардированием. Поражение же по площадям ядра крепости с дистанций предельной досягаемости наиболее мощной судовой артиллерии, в особенности тех артиллерийских монстров, которые дают возможность метать снаряды за пределы полезной услужливости наиболее совершенных оптических приборов, по простой логике вещей нельзя рассматривать иначе, как операцию проблематической результатности. Если же принять во внимание дороговизну боевых выстрелов современных крупнокалиберных орудий, быструю изнашиваемость длинных пушек и несомненное, а вместе с тем и весьма вредное влияние на различные судовые механизмы пальбы под большими углами возвышения, то станет ясно, что разумный враг всегда будет прибегать к бомбардированию лишь в исключительных случаях, и притом обязательно при условии полной безнаказанности такой операции, памятуя ту непреложную истину, что каждое боевое средство должно быть использовано возможно продуктивнее.
Не могу я согласиться с тем, что недоступной для бомбардирующих судов зоной является полоса водного пространства перед береговыми батареями шириною в 10 вёрст, полоса, находящаяся под более или менее действительным обстрелом современной крепостной артиллерии. И мористее этой полосы враг не будет находиться в полной безопасности, ибо и существующие береговые орудия могут стрелять на 14—15 вёрст, и на ту же дистанцию от берега можно выносить гальванические мины, [1049] опасные для неприятеля и безвредные для отечественных судов. Раз как береговая артиллерия будет располагать хорошими фугасными снарядами, вступление в зону поражаемости этой артиллерии громадных современных броненосцев всегда будет до известной степени рискованным, а рисковать боеспособностью судна из-за ничтожных результатов бомбардирования положительно не стоит. Поэтому я глубоко убеждён в том, что в области обеспечения от бомбардирования жизненного ядра каждой береговой крепости, являющейся пассивной морскою базою, вполне достаточно выдвигать линию приморской обороны на такое расстояние от сказанного ядра, которое равнялось бы разности предельных досягаемостей наиболее мощных орудий артиллерии береговой и судовой. Само собою разумеется, что применение этого правила сопряжено с необходимостью устранения мёртвых секторов, устранения, достигаемого соответственным расположением дальнобойных береговых батарей и, может быть, увеличением числа таковых.
Противником невызываемого жгучей потребностью вынесения вперёд линии береговой обороны в пассивных морских базах я являюсь не только по причине моего, быть может, и не вполне основательного верования в малую плодотворность бомбардирования крепостей с предельных дистанций досягаемости орудий судовой артиллерии. Я хлопочу и о том, чтобы береговые крепости относительно второстепенного значения стоили дешевле и приковывали к себе меньшее количество живой силы обороны. Вряд ли кто будет оспаривать то положение, что раз как приморская крепость явится вожделенным объектом захвата, то её будут брать не с морской стороны, а со стороны сухопутья. Посему каждая приморская крепость обязательно должна иметь сильный сухопутный фронт, а протяжение этого фронта всегда будет тем больше, чем более линия береговой обороны удалена от жизненного ядра крепости. При этом не следует забывать, что сила береговой крепости с сухопутной стороны нисколько не [1050] увеличится от удлинения дуги сухопутной обороны, ибо, помимо элементов фортификационных (сила верков, их численность, удачность взаимного расположения укреплений, удачность применения к местности отдельных сооружений или применения местности к фортификационным формам и т. д.), мощность сухопутного фронта всегда будет зависеть от удалённости линии этого фронта от жизненного ядра крепости, а такая удалённость не находится ни в каком соотношении с тем или другим расположением береговых батарей. Взамен удорожания рассматриваемых приморских крепостей распространением сухопутного фронта лишь по периметру, распространением, сопряжённым с отвлечением чрезмерного количества войск от полевой армии, несравненно рациональнее обратить только часть потребных для такой меры расходов денежных и расхода людьми на усиление берегового фронта двумя-тремя дальнобойными батареями и добавочным отделением минёр сухопутного ведомства, со снабжением минных рот плавучими и минными средствами, отвечающими возможности устройства весьма мористых заграждений (магазинные толстожильные кабели, хорошие и хорошо оборудованные транспорты, рабочие минные суда с механическими двигателями и проч.). Этим задача обеспечения ядра крепости от бомбардирования со стороны моря будет решена гораздо проще и много практичнее.
Соображения г. Юденича относительно вероятной в будущих сражениях дистанции решительного боя флота с береговыми батареями мне представляются недостаточно убедительными.
Основываясь главным образом на том обстоятельстве, что 27 января 1904 г. японцы вели такой бой с 7 вёрст, что с приближением судов к батареям значительно увеличивается действительность бронебойных снарядов береговой артиллерии и что увеличение меткости судового огня от приближения к объекту поражения до известной степени теряет своё значение вследствие уменьшения углов падения снарядов по мере сокращения дистанций, [1051] уважаемый автор отвергает признаваемую теориями всего мира четырёхвёрстную дистанцию решительной борьбы и определяет таковую для будущего в 6—7 вёрст.
Конечно, не буду я распространяться о мотивах, вызвавших признание теориею за дистанцию решительной борьбы флота с береговыми батареями — дистанцию в 4 версты: эти мотивы известны каждому, интересующемуся вопросами береговой обороны. Скажу лишь, что для изменения этого установившегося взгляда не имеется никаких оснований.
Хотя японцы и «сражались» с береговыми батареями Артура с дистанции в 7 вёрст, но разве это была решительная борьба? Сам автор говорит, что они «ничуть не повредили батареям», и говорит совершенно правильно. Далее соображению уважаемого автора о том, что с приближением судов к батареям значительно увеличивается действительность бронебойных снарядов этих батарей, я противопоставляю мнение известного морского писателя М. Фосса, жёстоко критикующего стремление повредить неприятелю, оставаясь в безопасности, и указывающего на то, что «кто желает успеха, не должен жалеть средств его достигнуть». Это мнение могу подтвердить опытными данными 1903 г., установившими вероятность попадания при дистанции в 40—42 кабельтовых, т. е. при дистанции около 7 вёрст, по стоящему на якоре броненосцу из 9-дм. мортир в 17% и со стоящего на якоре броненосца в орудийные гнёзда береговой батареи в 0,1%, т. е. в одно попадание на тысячу выстрелов. При этом кстати замечу, что, на мой взгляд, хорошо устроенная батарея может опасаться именно лишь попаданий в орудийные гнёзда. Кроме того, соображение о действии бронебойных снарядов, бывшее весьма распространённым ещё так недавно, когда по вертикальной (бортовой) броне намеревались действовать только бронебойными снарядами, ныне, с уразумением действия по той же броне снарядов фугасных, теряет почти всё своё основание. Наконец, в суждении о значении углов падения [1052] снарядов, попавших в береговую батарею, я не могу не видеть некоторого увлечения, в особенности не забывая того, что хорошая приморская крепость может быть создана исключительно в районе высоких берегов, при наличности которых углы возвышения судовых орудий зависят не только от дисанции, но и от относительного превышения линии огня батарей над линией огня броненосцев.
С другой стороны, я не считаю вопрос о вероятной дистанции решительной борьбы флота с береговыми батареями вопросом важности чрезвычайной. Я глубоко убеждён в том, что в будущих войнах никакой флот не ввяжется в борьбу со сколько-нибудь благоустроенной береговой крепостью. В особенности, в противоречие с г. Юденичем, я далёк от мысли, будто «главным врагом, с которым береговым батареям придётся иметь дело, всегда будет эскадренный броненосец большого водоизмещения с большим числом крупных орудий и сильной броневой защитой». Слишком неравны шансы. Не забудем поучения ген. Леера: «главная задача стратегии — постановка разумных целей на войне и направление всех сил и средств к достижению этих целей в кратчайшее время и с наименьшими пожертвованиями». Вспомним и известный афоризм: «в военном деле наиболее важны три вещи: деньги, деньги и ещё раз деньги». А вспомнив это, не упустим из вида, что береговой фронт любой приморской крепости, во всей совокупности всяческих его элементов, стоит не дороже одного обыкновенного эскадренного броненосца и стоит много дешевле одного необыкновенного, «автономного», броненосца типа «Дредноут», и что, конечно, не одним броненосцем будут атаковать береговую крепость. Современные суда, в особенности «автономные» броненосцы, ценностью в 20—25 миллионов рублей, несомненно будут предназначаться только для борьбы с такими же прожорами народных денег, а никак не с батареями скромной стоимости в десятки тысяч рублей. Даже в том случае, [1053] если страна, располагающая сильным флотом, будет воевать с народом, флота не имеющим или быстро его потерявшим в начале кампании, «автономные» и близкие к ним по качествам и по ценности броненосцы скорее будут бездействовать, чем сражаться с береговой артиллерией, будут сохраняться для грядущих событий, для возможных войн будущего, для войн с сильными в морском отношении державами.
История не даёт ни одного примера успешности борьбы флота со сколько-нибудь благоустроенными береговыми крепостями. Не зарываясь во времена отдалённые, когда техника была иная, припомним испано-американскую войну, дающую за все последние годы единственный пример серьёзной атаки судами береговой батареи, пример не грандиозный, но весьма поучительный.
25 апреля 1898 г. коммодор Девей с четырьмя бронепалубными и двумя лёгкими крейсерами относительно новейшей постройки вышел из Гонконга к Маниле и 30 числа, после лёгкой победы над отрядом испанских судов, обрушился на ничтожную батарею, вооружённую двумя старыми 6-дм. пушками, защищавшую вход в бухту Кавите. Бой вёлся на дистанции около 2½ тысяч ярдов, т. е. на дистанции слишком в два раза меньшей, чём теоретическая дистанция решительной борьбы. Долгое время громили шесть судов батарею Сэнгли-Пойнт, три раза думали атакующие, что разрушили её, и каждый раз она возобновляла бой. Наконец привели в негодность одно орудие, и батарея, на которой убыло из строя всего 10 чел., подняла белый флаг.
Приведенный поучительный пример послужил основанием знаменательного решения американского конгресса переда направлением отечественной эскадры к Сант-Яго-ди-Куба: по свидетельству М. Фосса, «Сампсон получил строжайшее приказание не рисковать ни одним из своих броненосцев в борьбе с береговыми укреплениями». Какие же это были береговые укрепления? Архаики и в фортификационном, и в артиллерийском отношениях. [1054] На батареях, защищавших вход в гавань, стояло пять 6-дм. бронзовых пушек, отлитых ещё в 1724 г., да там же устанавливали, но не установили четыре 6-дм. пушки Гонторио образца 1883 г. Вооружения же батарей Сант-Яго-ди-Куба американцы не могли не знать.
В последнее время мне пришлось слышать суждения многих наших моряков относительно вероятных действий флота против береговых крепостей. Все эти суждения в общем сводились к тому, что никакой-де флот не сделает «удовольствия» крепости вступлением в зону поражаемости береговых гаубиц и мортир; любой адмирал будет громить крепость также, как громили Артур японцы, т. е. с 14—15 вёрст. В добрый час! Японцы громили, но ничего не разгромили. «Не стрельба, а гром пустой», — как выражался Великий Пётр.
Г. Юденич является убеждённым врагом кинжальных батарей. Он настаивает на необходимости устанавливать наши прекрасные 10-дм. орудия на батареи с наибольшим обстрелом, «а отнюдь не прятать в казематы, сохраняя для стрельбы по прорывающимся судам наверняка, т. е. для так называемого кинжального действия», и плохо верит в саму стрельбу с «кинжальных» батарей наверняка, обосновывая такой взгляд на ряде достаточно веских соображений. Со своей стороны уважаемый автор рекомендует пользоваться против прорыва судов самодвижущимися минами, но с тем, чтобы для этого не устраивали постоянных «минных батарей», а употребляли «старые небольшие миноноски и минные катера», устанавливаемые укрыто от взоров и выстрелов с моря. Полагая же, что прорывающимися судами вероятнее всего явятся крейсера 2-го и 3-го рангов и миноносцы, г. Юденич советует устанавливать для поражения последних «в соответствующих местах» скорострельные орудия калибром не свыше 6-дм.
Все эти соображения в общем правильны, и я на [1055] них не стал бы останавливаться, если бы в конечных выводах уважаемого автора не фигурировало категоричное требование: «следует совершенно отказаться от установки орудий для кинжального действия» (курсив подлинника). Но раз такое требование поставлено, позволю себе указать на наличность в данном случае некоторого недоразумения.
Много лет соприкасавшемуся с вопросом о вооружении крепостей и не раз присутствовавшему при дебатах специалистов по поводу «кинжальных» батарей, мне совершенно непонятно, почему под «кинжальною» батареей следует разуметь непременно батарею, вооружённую 10-дм. пушками, да ещё обязательно закупоренными в казематы. По своему назначению «кинжальная» батарея должна действовать поперёк узкостей, на близких расстояниях и снарядами, могущими причинить серьёзный вред прорывающемуся судну. По своему расположению та же батарея должна быть укрыта от взоров и выстрелов с моря. Вот и всё. В частных случаях на «кинжальную» батарею могут быть назначены и 10-дм. пушки, также как и пушки 13½-дм. (вряд ли пригодная для иных целей), как и пушки 11-дм., 9-дм., 6-дм. и т. д.; это будет зависеть от того, какого типа судно ожидается в узкости, а также от того, на сколько успешность форсирования данной узкости представляется опасною. В частных же случаях орудия «кинжального» действия могут заключаться в казематы, например при наличности в потребных местах старых казематированных батарей, утративших своё былое боевое значение и оказавшихся, за развитием оборонительных сооружений, в глубоком тылу крепостного расположения; могут «кинжальные» батареи быть укрываемы от взоров и выстрелов с моря и иначе, путём ли соответственного использования складок местности, путём ли возведения на их флангах значительных эполементов. Ведь, серьёзно говоря, рекомендуемые г. Юденичем батареи для орудий не свыше 6-дм. калибра против прорыва крейсеров 2-го и 3-го рангов и [1056] миноносцев, будут теми же «кинжальными» батареями, целесообразность которых он так упорно отрицает. Твёрдого и для всех случаев однородного типа «кинжальных» батарей не существует и существовать не может. В данном случае твёрдо следует держаться лишь одного правила: «кинжальные» батареи должны устраиваться так, чтобы углы горизонтального обстрела их орудий начинались от перпендикуляра к направлению курса форсирующих проход судов и шли на сколько угодно градусов в тыл, но ни на один градус вперёд. Только лишая своё орудие возможности действовать по приближающемуся к батарее судну, достижимо укрытие орудия от поражения с относительно далёких дистанций, с лежащих впереди крепости водных плёсов; «кинжальная» же батарея никоим образом не должна быть потушена огнём со стороны открытого моря.
Замена «кинжальных» батарей активною минною обороною в частных случаях безусловно приемлема, но никак не пользованием для того старыми миноносками и старыми минными катерами. Этот, по выражению одного ныне высокопоставленного адмирала, «лом дерева и металла» большой пользы не принесёт, а возни с ним будет много, да и при том возни, требующей умелых рук, ибо не на мёртвых же якорях и не на мелях собирается г. Юденич ставить миноноски. В последнем случае миноноски явятся лишь футлярами для минных аппаратов, футлярами неудобными и слишком замысловатыми. Не будучи, подобно г. Юденичу, сторонником дорого стоющих постоянных «минных батарей», в особенности батарей бетонных, полагаю, что активную минную оборону узкостей правильнее всего организовать путём применения минных плотиков или минных решёток, которые дёшевы, просты, могут устанавливаться на вполне укрытых от взоров и выстрелов с моря местах, куда и попасть-то мудрёно, и обращению с которыми не трудно обучить сухопутных минёров, частью уже знакомых с минами Уайтхеда. [1057]
Не могу при этом не высказать пожелания, чтобы, предварительно окончательного решения вопроса об активной обороне узкостей минами, были собраны возможно точные сведения о постановке этого дела в Англии, где, сколько мне известно, для сказанной цели пользуются недостаточно известной у нас миной Бренана. Раз как в английском флоте активная мина — мина Уайтхеда, а в береговых крепостях — мина иной системы, то нельзя не подозревать, что мина Бренана для береговой службы пригоднее.
Вполне сочувствуя мысли г. Юденича о применении принципа противоштурмовых орудий сухопутных фортов к целям отражения высадок в районе береговых крепостей судовых или шлюпочных десантов, должен лишь заметить, что этот принцип до известной степени уже проводится в жизнь, и уже не первый год. Если же мера эта — придание береговым батареям полевых скорострельных пушек в качестве подвижной артиллерии — ещё не осуществлена в широких размерах, то тут вопрос не «во взглядах», а в затруднениях исключительно экономического свойства.
Старым 11- и 9-дм. пушкам, положенным на лафеты для стрельбы под большими углами возвышения, системы генерала Р. А. Дурлахера, г. Юденич отдаёт должную и вполне ими заслуженную дань. Но вместе с тем он высказывает мысль, что «считать их необходимыми (курсив подлинника) орудиями во всякой береговой крепости... нет достаточных оснований». Уважаемый автор, полагая использовать существующие 11- и 9-дм. пушки, с приданием им роли гаубиц, находит соответственным отказаться от заказа подобных орудий вновь и думает заменить их огонь огнём 11-дм. мортир — для навесной стрельбы на дистанции не свыше [1058] 8 вёрст, и огнём 10-дм. пушек — для поражения судовых палуб далее 8 в. с применением в последнем случае уменьшенных зарядов. Другими словами, он принципиально вовсе отказывается от береговых гаубиц.
С таким заключением, на мой взгляд, безропотно согласиться нельзя.
Прежде всего позволю себе выразить горячий протест против стрельбы уменьшенными зарядами из 10-дм. пушек. Пушка эта — орудие столь ценное в боевом отношении и вместе с тем столь нежное, что пользоваться им для второстепенных целей, не извлекая всей его боеспособности и приводя его постепенно в негодность относительно мало плодотворной работой {1}, окончательно нецелесообразно, в особенности принимая во внимание, что ныне, как никогда раньше, необходимо иметь на береговом вооружении достаточное число орудии весьма дальнобойных, предназначенных исключительно для дальнего огня. Посему пушкою 10-дм. береговой гаубицы не заменить, а между тем гаубица на приморских батареях нужна.
Выше я высказывал личные соображения о том, что вряд ли в настоящее время какой-либо флот станет задаваться задачею борьбы с береговыми батареями, раз как береговая оборона организована достаточно хорошо. «Достаточно хорошо» понятие, конечно, весьма растяжимое, и могут найтись придирчивые люди, которые скажут, что с моей точки зрения не стоит чрезмерно заботиться о придании береговой обороне значительной силы сопротивления: ведь, по моему-де мнению, современные броненосцы не отважатся подступать к крепости на более или менее близкие дистанции, а по сему, сколько я ни буду нагромождать на батареи гаубиц и мортир, они будут безмолвствовать. Такие придирки я уже слышал и отвечал на них примерно так: неужели не следует [1059] мощно укреплять границ государства только потому соображению, что раз как эти границы будут оборонены мощно, то не найдётся желающих делать попытки к вторжению внутрь государства, а значит и прекрасно организованная оборона никакой активной роли не сыграет? Комментарии излишни.
Итак, на мой взгляд, вне всякой зависимости от вероятных действий флота, береговая оборона каждой важной приморской крепости должна быть возможно более мощною.
Во времена не столь отдалённые, когда тактика береговой артиллерии резко отграничивала действие по палубам атакующих крепость судов от действия по их бортам, другими словами, резко отграничивала огонь прицельный от огня навесного и рекомендовала применение для прицельного огня исключительно бронебойных снарядов, необходимость наличности гаубиц на береговом вооружении была ясна до очевидности. Гаубицы, хотя бы и наши старые 11- и 9-дм. пушки на лафетах генерала Дурлахера, завершали, если можно так выразиться, шкалу дееспособности береговой артиллерии, ибо уничтожали полосу относительно мёртвого пространства впереди батарей в расстоянии от них свыше 8 и менее 11 вёрст, полосу, до которой не достреливали 11-дм. мортиры и в которой траектории снарядов пушек 10-дм. и 6-дм. Канэ были слишком отлоги, причём бронебойные снаряды оказывались совершенно бессильными по отношению к бортовой броне, а на броневой палубе оставляли лишь следы попаданий. В настоящее время, когда опытом войны доказана губительность действия по бортовой броне мощных фугасных снарядов, былого отграничения огня навесного от огня прицельного уже существовать не может, а вместе с тем относительно мёртвая зона в 8—11 верстах от батарей перестаёт быть мёртвою, конечно при условии введения в боевые комплекты пушек 10-дм. и Канэ фугасных снарядов с сильными разрывными зарядами. Отсюда как бы следует, что значение [1060] на береговом вооружении гаубиц умалилось, чуть не утратилось.
Что ныне значение гаубиц умалилось, спорить не буду. Но что оно не утратилось, в этом убеждён.
Прежде всего следует заметить, что наши старые пушки-гаубицы, собственно системы орудий, почти даровые: стоит небольших денег один только лафет, а то и ещё меньших денег одна переделка старого лафета. На возведение батарей для этих орудий денежные средства нужны, и не малые, но во всяком случае более скромные, чем на батареи для пушек Канэ и 10-дм. А при таких, так сказать, хозяйственных соображениях, старые пушки-гаубицы нужны, даже необходимы, ибо на береговом вооружении иметь возможно большее число орудий необходимо, а с возможно меньшими затратами желательно. Первое положение поясняется тем, что наиболее грозным для флота элементом действия береговой артиллерии является возможность поражать с берега суда приёмом сосредоточенной стрельбы, приёмом, недоступным для артиллерии судовой. Сосредоточенная стрельба — это, говоря образно, стрельба по судам дробовым зарядом, т. е. зарядом, всегда более действительным в отношении поражения подвижной цели, чем серия выстрелов пулею. Но для вполне хорошей результатности сосредоточенной стрельбы необходимо выпускать сразу много снарядов, вернее сразу закидывать известную площадь многими снарядами, а для этого нужно иметь на берегу много орудий. Доказывать второе положение, о желательности меньших затрат, не стану.
Но даже оставляя в стороне вопрос об имеющемся у нас в наличности даровом запасе старых пушек, могущих быть обращёнными в гаубицы, отрицать высокой полезности гаубиц нельзя и вообще, ибо, во-первых, при ограниченном числе пушек Канэ и 10-дм., без гаубиц невозможно производить действительной сосредоточенной стрельбы за пределами досягаемости мортир, а во-вторых, гаубицы, даже новейших образцов, [1061] считая и орудия, и батареи, обойдутся не дороже пушек Канэ и много дешевле пушек 10-дм., т. е. их можно выставить на вооружение значительно больше, чем 10-дм. пушек. Принимая же во внимание, что досягаемость и нынешней нашей пушки-гаубицы (для 11-дюймовой пушки — 11 вёрст) не многим уступает досягаемости пушки Канэ, а также, что даже старые пушки-гаубицы имеют снаряды значительно более сильные, чем пушка Канэ, я не предпочёл бы последнее орудие гаубице. Бесспорно, пушка Канэ в общем метче; но, во-первых, это относится скорее к близким дистанциям, а во-вторых, по моим понятиям, при сосредоточенной стрельбе элемент меткости не является доминирующим. Засим далеко немаловажно и то соображение, что всякая гаубица несравненно выносливее длинной пушки, т. е. несравненно долговечнее последней, и даёт право придавать ей боевые комплекты огромной численности.
По отношению к установке старых 11- и 9-дм. пушек на береговых фронтах приморских крепостей остановлюсь ещё и на следующем.
Мне известны многие противники применения в береговой обороне указанных выше орудий, основывающие такой свой взгляд на том соображении, что при современных условиях борьбы флота с приморскими крепостями все орудия береговой артиллерии необходимо устанавливать на бетонных батареях новейшей конструкции, а ставить в такие прекрасные батареи отжившие свой век артиллерийские древности прямо таки зазорно. Лица эти утверждают, что, отказавшись от такой меры и получив последним путём известные денежные сбережения, несравненно целесообразнее достигнутую экономию обратить на прибавку к береговому вооружению хотя бы и очень незначительного числа орудий современных, хороших баллистических качеств. Недочёт в абсолютном числе орудийных жерл они полагают возможным восполнить использованием всей скорострельности новых орудий и таким способом достигнуть направления во врага в [1062] данный промежуток времени массы металла, не меньшей, если не большей, чем при наличности на батареях весьма внушительного числа орудий, но орудий в значительной чести старых, стреляющих медленно.
Само собою разумеется, что ничего несуразного в таком соображении не усматривается. Но, принимая во внимание, с одной стороны, быструю изнашиваемость новейших длинных пушек, не позволяющую особенно форсировать их способность к скорой стрельбе, а с другой стороны, великое значение в деле борьбы берега с флотом стрельбы сосредоточенной, со сказанным соображением вряд ли можно согласиться вполне. Припомнив ещё раз, что результаты сосредоточенной стрельбы будут тем плодотворнее, чем большее число орудий примет в такой стрельбе участие, подобно тому, как плодотворнее стрельба влёт по птице из дробовика более крупного калибра, нельзя не заметить, что баллистические качества старых 11- и 9-дм. пушек, положенных на лафеты генерала Дурлахера, совсем уже не так плохи, не принимая в расчёт скорострельности. Что же касается скорострельности, то таковая в приёме сосредоточенной стрельбы, сколько я понимаю дело, даже не нужна. Для ведения сказанной стрельбы приходится производить массу манипуляций как по определению расстояния до цели с каждой батареи, так и по учёту момента залпа с каждой же батареи (артиллерийской), в зависимости от времени полёта снаряда каждого образца орудия на определившуюся дистанцию и для достижения одновременности поражения известной площади из всех орудий. Спору нет, наши береговые артиллеристы, по крайней мере во многих крепостях, справляются с такою задачею на славу, и в мешкотности их упрекать нельзя. Но всё же на это нужно время, и при том такой промежуток последнего, что при сосредоточенной стрельбе скорострельности новых пушек никак не использовать, даже задавшись специально такою целью, а медленность подготовки к выстрелу старых пушек ни чуть не [1063] явится тормозом в деле благовременного разрешения задачи. Наконец, если я и не совсем прав в только что приведенных суждениях, то уж во всяком случае никто меня не опровергнет в утверждении о возможности перевооружения батарей, построенных для старых пушек-гаубиц, современными гаубицами, и при том почти без всяких переделок самих батарей. Другими словами, батареи не пропадут и для будущего, когда представится возможным или окажется необходимым отказаться от относительно устаревшего их вооружения.
Все вышеприведенные соображения зяставляют меня склониться к мысли, что гаубицы в береговом вооружении необходимы, что временно их роль смело может быть возлагаема на старые, 20—22-калиберные пушки 11- и 9-дм., положенные на лафеты генерала Дурлахера, и что за выбытием последних орудий из строя, по закону ли о недолговечности всякой материи или по иным форсмажорным причинам, их следует заменять именно гаубицами примерно тех же калибров.
По вопросу о наивыгоднейшем числе орудий на одной батарее берегового фронта приморской крепости, г. Юденич говорит: «Принимая во внимание различную скорость стрельбы, на основании практики мирного времени, можно прийти к заключению, что для непрерывного огня по подвижной цели с одной стороны и для избежания присутствия на батарее лишних орудий (в смысле потери времени в ожидании очереди выстрела) с другой, на одной батарее должно находиться: 10-дм. пушек — от 6 до 8, 6-дм. Канэ — от 3 до 5, 75- и 57-мм — от 2 до 4, 9-дм. гаубиц — от 8 до 10, 11-дм. гаубиц и мортир — от 10 до 12», итого на одной батарее от 29 до 39 орудий.
Каюсь, я не вполне уясняю себе, в чём тут дело, но и находясь в данном случае в тумане, горячо протестую против нагромождения на одну батарею трёх-четырёх десятков орудий.
Дело в том, что береговая батарея береговой батарее [1064] рознь. Термин фортификационный определяет известное сооружение, а термин артиллерийский — известную, относительно незначительную, группу орудий одного и того же калибра и одного и того же образца, группу, находящуюся в руках одного командира. На одной батарее как фортификационном сооружении, зачастую стоят несколько артиллерийских батарей, единиц вполне самостоятельных, друг другу скорее мешающих, чем помогающих, конечно, при условии широкого снабжения береговой артиллерии различными приборами для правильного ведения огня и управления стрельбой. Такое снабжение должно в конце концов стать обязательным, а вместе с тем давно пора бросить весьма дурную старую манеру строить огромные батареи, манеру, нецелесообразность которой всегда понималась, но с которою не решались расстаться по особым соображениям, главным образом экономничая в области принудительного отчуждения частновладельческих недвижимостей.
Идеалом береговой обороны в рассматриваемом отношении является совпадение батареи фортификационной с батареей артиллерийской, расположение артиллерийских батарей, т. е. групп однородных орудий, числом каждая в 4—6 пушек, гаубиц или мортир, на известных одна от другой интервалах. К этому идеалу, на мой взгляд, необходимо стремиться всеми силами, достигая его полностъю на местности, по конфигурации своей однообразной, и не останавливаясь при иных условиях перед приёмом применения не верков к местности, а местности к веркам, если такое применение не будет сопряжено с чрезмерными работами по спланировке пространств. Исключение принципиальное допускаю лишь для морских батарей, устраиваемых на подводных банках, ибо многочисленные искусственные основания батарей, вообще говоря, потребуют таких расходов, при которых явится много более экономичным сосредоточивать на одной батарее значительное число орудий с обращением больших денежных средств на особо мощную защиту орудийных [1065] установок и артиллерийской прислуги, хотя бы путём заключения орудий в броневые башни. Допускаю такое исключение и потому, что в береговых крепостях практически осуществимого масштаба морские форты на искусственных островах всегда будут в значительной мере подвержены охвату неприятельским флотом, а при наличности такой опасности открытые установки орудий, имеющие неоценённые преимущества перед башенными, явятся не вполне отвечающими возможной обстановке боя.
Рациональность стремления к указанному выше идеалу начертания в плане линии береговой обороны обусловливается тем, что при рассеянии береговой артиллерии и при современных средствах управления её огнём, дееспособность артиллерийской обороны ничуть не умалится, быть может даже возрастёт, тогда как задача флота в операции тушения огня береговых батарей усложнится до крайности. Ведь ни для кого не секрет, что самым трудным делом в борьбе флота с берегом является пристрелка судовой артиллерии, а пристреляться по одной сорокаорудийной батарее или по десятку четырёхорудийных далеко, и весьма далеко, не одно и то же. Этот аргумент столь существенен, что, даже не уясняя себе всех выгод, могущих получиться от осуществления предложения почтенного автора, я заранее и с закрытыми главами отказываюсь от этих выгод и ещё раз настаиваю на необходимости распределения береговой артиллерии по всей линии приморского фронта малыми группами всюду, где это возможно сделать без чрезвычайных затруднений.
Г. Юденич слышал от порт-артурцев, что былые опасения действия осколков бетона по орудийной прислуге обстреливаемых врагом батарей, бетонные сооружения которых ничем не прикрыты, «несколько преувеличены, так как неприятельские снаряды давали при разрыве такое громадное число собственных осколков, что отбиваемые [1066] при этом куски бетона составляли ничтожную добавку к картечному действию снаряда, не имеющую особенного значения» (курсив мой). С другой стороны, опыт Порт-Артура, по словам автора, показал, что одежда бетонных поверхностей железом, толщиною в 1/8—1/4 дюйма, полезна, ибо бетон страдал от газов собственных выстрелов.
Не говора уже о том, что та или другая пропорциональность числа осколков снарядов и осколков бетона не может служить показателем необходимости или излишка принятия мер против усугубления действия снарядов действием «бетонной картечи», должен заметить, что мои сведения сильно расходятся со сведениями уважаемого автора. Так, по свидетельству участкового инженерного офицера, капитана В. А. Бармина, при обстреле японцами в августе батареи сухопутного фронта Порт-Артура под литерой Б, ничем не покрытый бетон давал массу осколков и сильно поражал орудийную прислугу. И если это заметили на батарее Б в августовскую бомбардировку, когда в это небольшое укрепление в течение двух суток попало несколько сотен 15-см фугасных снарядов (имею в руках копии официальных актов), то надо полагать, бетонный град был действительно силён и губителен.
Что же касается действия газов от собственных выстрелов на непокрытый бетон, то для изучеиия этого явления переноситься в Порт-Артур не представляется необходимым. Каждому, бывавшему на практических стрельбах в береговых крепостях, невольно бросались в глаза дефекты в верхних бетонных слоях от своих выстрелов.
Обшивка ничем не покрытого бетона мягким листовым железом совершенно необходима и для упреждения вредного влияния своих выстрелов, и в особенности для предохранения защитников укреплений от поражения осколками бетона.
[1067]
Г. Юденич является убеждённым сторонником применения для фугасных снарядов мелинита и горячо восстаёт против пользования для той же цели пироксилином. Такое своё заключение он обосновывает, во-первых, на опыте прекрасного действия японских снарядов, начинённых мелинитом, а во-вторых, на том соображении, что «мелинит, обладая несколько большею силой действия сравнительно с пироксилином, почти в 1½ раза плотнее последнего (плотность влажного пироксилина 1,1, плотность мелинита 1,6), а потому, даже при одинаковых объёмах внутренней пустоты снаряда, мелинитовая бомба имеет фугасное действие в 1½ раза сильнее пироксилиновой». Кроме того, по указанию уважаемого автора, мелинитом, по его легкоплавкости, гораздо удобнее снаряжать снаряды.
Под этими суждениями также нельзя не поставить небольшой нотабене.
Прежде всего и положительно не знаю, на основании каких достоверных данных почтенный автор так убеждён в том, что японцы начиняли свои, действительно оказавшиеся в 1905 г. прекрасными, снаряды меленитом (или шимоза, что то же)?
Правда, один из японских морских офицеров, находившийся на эскадре Того, в лекции своей о цусимском бое («Русский Инвалид» № 170 — 1906 г.), утверждает: «нельзя думать, что наша артиллерия в этом сражении сделала что-нибудь особенное или разрушительная сила наших орудий в этот день была сильней, всё было точно так же, как в сражениях у Порт-Артура, в Жёлтом и Корейском морях». Правда и в том, что у Артура японцы стреляли мелинитовыми бомбами. Но чистосердечно ли показание японца, сына народа, отличающегося феноменальной скрытностью и соблюдающего в своём военном деле секреты всюду, где это надо и где этого даже не надо? Ведь мы все знаем, что у Артура японские снаряды разбивались в большинстве случаев о броню наших судов в мелкие черепки и существенного [1068] вреда бортовой броне не причиняли, тогда как под Цусимой эффект попаданий японской артиллерии был совершенно иной. А как отнестись к свидетельству участника боя под Цусимой, г. Вл. Семёнова (см. его книжку «Бой при Цусиме»), сообщающего, что японские снаряды были снаряжены веществом, «секрет которого они купили уже во время войны у его изобретателя, полковника службы одной из республик Южной Америки»? За сим, если правильны показания весьма многих наших моряков, якобы располагающих самыми достоверными сведениями, будто перед Цусимой японцы растреляли 5—6 судовых комплектов снарядов (250—300 на орудие) и затем переменили на судах пушки, то не наводит ли это на мысль, что наш враг практиковался в стрельбе, затрачивая уже забракованные снаряды? Не является ли подтверждением последнему соображению и то, что двухсотыми выстрелами из 12-дм. пушки стрельбе не научишься, ибо пушка эта, при такой стадии своей работы, совершенно теряет свою меткость, а обучаться лишь приёмам у орудий, затрачивая ценные снаряды, не целесообразно? Как бы то ни было, но вопрос о существе японских снарядов 1905 г., на мой взгляд, ещё весьма туманный.
Но, оставляя в стороне и этот вопрос, должен заметить, что те данные о мелините и пироксилине, которыми я располагаю, во многом не сходятся с данными г. Юденича.
По моим данным, французские артиллеристы целым рядом систематических и широко поставленных опытов установили с совершенною точностью, что мелинит, он же лидит и экразит, безусловно слабее пироксилина. Некоторая невыгода последнего заключается в том, что вещество это нельзя прессовать слоями более глубокими, чем в 2 дюйма, а при этом нельзя получить и, так сказать, монолитного заряда для фугасной бомбы. Если между слоями пироксилина образуются зазоры, то вещество плохо детонирует, и получаются неполные [1069] взрывы; но зазоров легко избежать тщательностью снаряжения. Мелинит литой, плотностью действительно около 1,6, на первый взгляд не имеет упопянутого невыгодного свойства; но только на первый взгляд. Дело в том, что литой мелинит детонирует, пожалуй, ещё хуже пироксилина, снаряжённого со среднею тщательностью. Во Франции было официально установлено 10% неполных взрывов снарядов, заряженных литым мелинитом, но цифра эта оказалась далеко ниже установленной на практике в период англо-бурской войны: тогда получилось неполных взрывов до 30%. Такие данные побудили и мелинит не лить, а прессовать. Прессовать его можно до плотности 1,2—1,4. Лучшие результаты, в смысле детонации, получились при прессованном мелините плотностью между 1,2 и 1,3.
Исходя из приведенных данных и соображений, полагаю, что вопрос о том, лучше ли снаряжать фугасные снаряды мелинитом или пироксилином, далеко не может быть решён так безапелляционно, как это делает г. Юденич.
По поводу норм боевых комплектов для орудий батарей береговой обороны могу сказать только то, что мне не представляется правильным назначать на 10-дм. пушку по 250 снарядов и на 6-дм. пушку Канэ по 500, как это проектирует г. Юденич. В отношении 10-дм. пушки даже норма таблицы генерала А. А. Якимовича, приведенной в статье уважаемого автора, именно 200 снарядов, взята несколько с запасом, так как, сколько мне известно, сказанная пушка заметно теряет свою первоначальную меткость уже на сотом выстреле и значительно теряет меткость после 150 выстрелов. А так как в материальной части береговой артиллерии стоимость боевых комплектов всегда много выше стоимости системы орудия, то полагаю, что назначать в боевой комплект такое число снарядов, которое не может [1070] быть использовано с достижением хороших результатов стрельбы, прямо не практично.
Из пушки Канэ, при умелом с нею обращении и при благоприятной обстановке, можно произвести 300—350 хороших выстрелов, но не больше. Правда, в Артуре была батарея, именно № 22, на которой, по словам её командира (капитана Вамензона), каждая пушка Канэ выдержала свыше 500 выстрелов. Но какая это в конце концов была стрельба? Вначале, опять-таки по словам командира батареи, № 22-й действовал прекрасно, и стрельбою с этой батареи было потоплено два или три (точно не помню) японских минных заградителя «и бесчисленное множество миноносцев». Но в последние дни деятельности батареи, обратившей свой огонь по направлению к сухопутным подступам японцев со стороны Дагушаня и Сяогушаня, меткость стрельбы оказалась поразительной: при всём старании никак не могли попасть в фанзу, удалённую от батареи на дистанцию около версты. После этого можно ли вести речь о стрельбе из пушки Канэ пятою сотней снарядов, имея дело с быстродвижущимися целями, какие только и будут в эпопее береговой обороны.
На мой взгляд, пушкам 10-дм. следует придавать боевой комплект не более как в 200 снарядов, а пушкам Канэ — в 350. Я беру излишек снарядов для пушки 10-дм. по соображению о соответственности назначения в её боевой комплект и фугасных, и бронебойных снарядов, а также во внимании к тому, что, по условиям боя, может потребоваться различное число тех или других снарядов. Для пушки же Канэ я предпочёл бы иметь только фугасные снаряды, но, конечно, не существующего типа. О снарядах сегментных я умалчиваю совершенно, ибо, сколько мне известно, они назначаются в боевые комплекты только потому, что имеются в наличности.
[1071]
Суровый приговор г. Юденича 6-дм. пушке в 190 пуд. как орудию береговой обороны, на мой взгляд, жесток непомерно и, да простит мне уважаемый автор, мотивирован слабо. Браковка этого орудия как орудия береговой обороны вообще обоснована на сравнении его баллистических качеств с такими же качествами 6-дм. пушки Канэ, а браковка его как специального орудия для обороны минных заграждений — на утверждении большей для того пригодности даже пушек 57-мм. Но, во-первых, преимущества одного орудия перед другим никогда не мотут служить показателем необходимости снятия с вооружения орудия худшего, ибо на практике до идеального вооружения никогда не дойти, а при скромных кредитах, ассигнуемых на крепостные нужды, и пушка 6-дм. в 190 пуд. зачастую является весьма и весьма желанным средством, много превосходящим по качеству значительную часть наличного в известном пункте вооружения. Во-вторых, 6-дм. пушка в 190 пуд. имеет в настоящее время и преимущество перед пушкою Канэ, заключающееся в более сильном заряде фугасных снарядов, и я не поручусь, что это преимущество не сохранится и в будущем, по силе соображения о возможности более утоньшать стенки зарядной камеры снарядов орудий, стреляющих с меньшими начальными скоростями. В-третьих, 6-дм. пушка в 190 пуд. далеко не является немощной в деле упреждения некоторых тактических приёмов флота, чего доказывать я не буду: задача эта уже выполнена Н. А. Буйницким в прекрасной его статье «Импровизированная оборона берегов» («Инженерный Журнал» №№ 7—10, 1905 г.). Наконец, в-четвёртых, заменить 6-дм. пушку в 190-пуд. в деле охраны минных заграждений пушкою 57- и даже 75-мм нельзя.
Последнюю мысль считаю необходимым развить несколько подробнее.
В войнах будущего, по моим соображениям, основанным частью на результатах, опыта последней войны, [1072] частью на значении и функции береговой обороны, в общем пояснённых выше, минные заграждения водных плёсов в районах береговых батарей резко распадутся на три категории: а) на заграждения весьма мористые, устраиваемые в 15—20 верст. от берега и предназначаемые для устранения безопасности плавания вражеских судов, задавшихся целью бросать снаряды по направлению к крепости с предельных дистанций досягаемости их артиллерии; б) на заграждения, устраиваемые в 4—5 верст. от линии огня береговой обороны и предназначенные для затруднения эволюций флота при решительной борьбе его с батареями; и в) на заграждения узкостей для усложнения задачи их форсирования отдельными судами. Само собою разумеется, я говорю исключительно о заграждениях сухопутного ведомства, о заграждениях из гальванических мин, ибо устраивать в районах береговых крепостей, на водных плёсах, могущих послужить ареною деятельности отечественных судов, минные банки из гальваноударных мин морского ведомства, в моих глазах прямо государственное преступление.
Мористые минные заграждения придётся устраивать путём погружения мин в расброс, небольшими группами, хотя бы по 5 мин в группе, умышленно без всякого порядка и нисколько не соблюдая в плане какой-либо графической системы. Такие заграждения оберечь с берега от попыток к их уничтожению невозможно никакими орудиями, но зато и выловить их более нежели мудрёно как по трудности вылавливания мин вообще, так и по невозможности сплошного протраливания площадей в десятки квадратных вёрст, на которых где-то, расставленные в полном беспорядке, плавают ничтожные группы мин, чуть не единичные экземпляры. Кроме того, гальванические мины в данном случае постоят и сами за себя. Тралить мины мористых заграждений указанного характера обыкновенным тралом с кошками, влекомым двумя медленно ползущими и постоянно друг по другу равняющимися судами, задача безусловно пустая, не могущаяш увенчаться сколько-нибудь удовлетворительными результатами. В отношении же пользования штативными тралами с пневматическими или пороходействующими ножницами, кои могут буксироваться одним судном и при том идущим сравнительно быстро, не следует забывать, что такие, в общем сложные, аппараты ценны и громоздки, что много их под крепость не подвезёшь и что раз как заграждение стоит на боевой батарее, уничтожение каждой мины мошет повлечь за собою и уничтожение трала. Для достижения такого результата необходимо принять меры к тому, чтобы мина выводилась из вертикальнаго положения тотчас по зацепке минрепа штативом трала, до подхода минрепа к лезвию ножниц и до перерезки его. Сдаётся мне, что сделать это не так уже трудно. А раз как соответстванное приспособление будет сделано, то в 99 случаях из 100 в замыкателе мины произойдёт контакт до момента действия ножниц, а за контактом последует и взрыв, которым трал будет уничтожен с сохранением боеспособности прочих мин группы. Если же операцию по порче заграждения удастся начать вполне скрытно, пользуясь невозможностью всегда видеть с берега, что творится в море, в 15—20 верстах, и если при этом, по каким-либо причинам, заграждение окажется стоящим не на боевой, а на линейной батарее, то и тут иной результат получится только при оплошности минёр: бдительный дежурный на береговой минной станции всегда усмотрит по минному столу контакт в одном из замыкателей известной группы мин ранее разреза минрепа ножницами, быстро повернёт соответственный рычаг с «безопасно» на «опасно», и мина, получившая уклон, тотчас же взорвётся. Я не говорю уже о том, что попутно с уничтожением механического трала может взлететь на воздух и буксирующее его судно.
Заграждения, предназначаемые для затруднения эволюций вражеского флота при решительной борьбе его с батареями, будут, по всей вероятности, состоять из нескольких [1074] линий мин лучистого начертания, расположенных поперёк ожидаемого курса атакующих судов преимущественно на флангах крепостного расположения. Преимущественно на флангах, во-первых, потому что эти фланги — наиболее опасные для береговой обороны позиции врага, и что усеять весь водный плёс впереди батарей минами и дорого, и трудно, а во-вторых, потому, что лишь на флангах, в относительно мало поражаемых от батарей районах, атакующий крепость флот будет делать повороты, а при поворотах легче всего коснуться мин. Траление таких заграждений уже много легче, как состоящих из линий мин, а не из отдельно, в беспорядке разбросанных групп, так и расположенных в определённых местах, на относительно небольших площадях. Такие заграждения необходимо оборонять с берега, и притом специальными батареями, и потому, что они будут расположены даже собственно не на флангах крепости, не на траверсах фланговых батарей, а значительно правее или левее их, а значит и вне вполне действительного огня групп фланговых батарей общего назначения, и потому, что палить из пушек по воробьям не приходится, не стоит направлять крупные калибры батарей общего назначения по вылавливающим мины судам. С другой стороны, мины рассматриваемого характера хотя и можно вылавливать или взрывать со шлюпок или с паровых катеров простейшим тралом, но никогда эти шлюпки и катера не явятся на работу без поддержки со стороны более солидного судна, например крейсера 3-го ранга или минного крейсера. Последний будет прикрывать работы и засыпать снарядами если не оберегающую заграждение батарею, то по крайней мере район её расположения. Очевидно, такое судно должно привлечь на себя внимание с берега, его нельзя оставлять в покое, не стрелять по нему, а расстреливать только шлюпки и катера. Такое судно нужно отогнать, зная, что за ним, конечно, уберутся и шлюпки, а для этого нужно причинить крейсеру существенный вред. Может ли подобный [1075] вред нанести пушка 57- или даже 75-мм? Нет, не может. Ну а 6-дм. пушка в 190 пуд.? — Бесспорно может. Сомневаться нельзя, что канэтовская пушка была бы тут более уместна. Но опять-таки такое ценное орудие для второстепенных целей применять не приходится, в особенности при наших средствах.
О минных заграждениях в узкостях распространяться не буду. Вылавливать их невозможно для врага. Если же устраивать такие заграждения не впереди обороняющих узкость «кинжальных» батарей или приспособлений для обороны прохода активными минами, а позади последних, то и порча заграждений путём посылки вперёд небоевых судов, идущих по определённому створу, взрывающихся на минах и тотчас же кладущих право и лево руля для образования свободного прохода боевым соотечественникам, может быть предотвращена действием именно «кинжальных» батарей или активных мин, которые будут топить таких самоубийц перед заграждением.
Г. Тимченко-Рубан.