Глава двенадцатая
На второй линии обороны простояли два дня. Неприятель или не заметил отхода, или не мешал ему и открыл огонь по второй оборонительной линии лишь после 7 часов утра. С нашей стороны 20 июля отвечали лишь две батареи подвижного резерва (6-дм. гаубицы) и две батареи 42-лн. пушек, еще оставленные на правом берегу, но в ночь на 21-е и эти две батареи были сняты.
В цитадели все представляло картину полного опустошения: из интендантских магазинов, из пороховых погребов, из складов инженерного имущества — все уже было вывезено; казармы, мастерские, квартиры офицеров — все было пусто. Только в доме Коменданта, где жил я и помещался штаб, 20-го кто-то еще оставался, но бумаги штаба были уже вывезены на фольварк Демблин, что у форта № 3.
Уже два дня производились работы по подготовке переправы на правый берег. Предполагая удерживаться на левом берегу до последней возможности, я должен был предвидеть, что обстановка может потребовать совершить эту переправу очень быстро, в самый кратчайший срок. Поэтому еще с вечера 18-го я приказал приступить к наводке еще четырех мостов, в дополнение к существовавшим в крепости двум постоянным. Из них два наводились в районе форта № 5 и два вблизи форта № 6.
20 июля каждому командиру части, находившейся на левом берегу, была выдана инструкция, определявшая порядок переправы, разработанная начальником штаба крепости. Одновременно с работами по подготовке переправы, в крепости шли работы, подготовляющие [162] к быстрому уничтожению все то, что могло бы пригодиться противнику. Военные инженеры и саперы закладывали под всеми фортами, укреплениями и воротами цитадели мины, пожарная команда заготовляла у всех домов, сараев и казарм пучки соломы и керосин. Моряки минировали мосты через Вислу и Вепрж и подготовляли к взрыву все суда нашего речного флота. Удручающая, тяжелая работа, которую делали со сжатым сердцем... Единственное, что я мог сделать, чтобы облегчить работу инженеров, — это не назначать для этих работ на форты именно тех инженеров, которые на них работали все время военных действий, а других.
Вечером я получил приказ генерала Эверта отвести войска на правый берег. Почти одновременно с этим австро-немцы начали наступление на вторую линию обороны. Как и все предыдущие, и эта атака была отбита, несмотря на то, что крепостной артиллерии уже почти не было и отбивались главным образом ружейным и пулеметным огнем, да несколькими десятками противоштурмовых пушек, снятых с первой линии.
Почти вся ночь прошла беспокойно, и я решил лучше выждать еще один день, чем отходить к реке с боем.
С рассветом 21 июля все стихло. Наступил последний день Ивангорода.
Так как почти все орудия крепостной артиллерии были эвакуированы, было приказано отправить крепостных артиллеристов в Брест. После обеда они были собраны и построены по-батальонно возле форта № 3. Я приехал к ним и горячо благодарил их за действительно прекрасную службу.
Утром я поручил начальнику штаба объехать всех командиров частей, расположенных на второй линии обороны, и объяснить каждому из них, по какой дороге и к какому именно мосту должна следовать его часть и где расположиться, перейдя на правый берег Вислы. Общий порядок отхода был установлен такой: с вечера 21-го все части резерва занимают промежутки между фортами № 5 — Ванновский — № 6, оставляя свободными лишь дороги, ведущие от второй линии обороны. В 10 часов вечера начинается отход с позиции половины войск, ее занимающих. В 12 часов ночи выступает другая половина. С этой второй половиной войск отходят [163] начальники частей, которые, проходя мимо фортов, дают знать инженерному офицеру на форту, что часть прошла вся. Когда все части пройдут, за ними уходят и части резерва, а две сотни конницы, расположенные у фортов, должны продвинуться вперед, до второй линии, и осмотреть, не остался ли там еще кто-нибудь. Возвращаясь после этого осмотра, командир этих сотен дает знать инженерному офицеру на фортах, что уже никого впереди фортов нет. Тогда офицеры удаляют команды сапер с фортов в тыл и лично взрывают форты. Одновременно со взрывом фортов пожарная команда обливает керосином солому во всех домах, казармах и других строениях, находящихся на левом берегу, и зажигает их, а затем сама уходит на правый берег.
С утра штаб крепости и я перешли из цитадели в помещение Инженерного Управления, расположенное у форта № 3. В цитадели остались только моряки-минеры, закончившие приготовление камер. Во всех домах и строениях, кроме собора, шли приготовления к их сожжению.
Общее положение вокруг Ивангорода было таково: немцы продолжали успешно развивать наступление, и сообщение с Варшавой было уже прервано. С другой стороны, австрийцы уже прошли линию Ивангород — Люблин и подходили к деревне Жичин. Между ними и немцами оставалось около 20 верст незамкнутого круга, в центре которого находился разоруженный Ивангород. Но он все еще существовал, флаг его еще развевался!.. Нет возможности описать, что я переживал в этот день. Что бы я ни писал теперь, я не в состоянии передать и части того мучительного состояния, в котором я тогда находился.
Чтобы еще раз взглянуть на дом, где я провел ровно год, где пережил столько трудных, тяжелых, но и столь светлых и радостных дней, я посетил цитадель около часа дня. Но когда я вернулся в штаб, на фольварк Демблин, меня снова потянуло в цитадель. На позиции было спокойно, лишь с обеих сторон Ивангорода доносилась издали канонада. Эвакуация заканчивалась, дела уже не было. Перед вечером я в последний раз посетил цитадель. Командир роты ополченцев, занимавшей караул у ворот, увидев меня, подошел с рапортом. И когда он, рапортуя, заметил... что я плачу, из его глаз [164] потоком также брызнули слезы... Генерал и старый капитан горячо обнялись...
В 19 часов вечера начался отход войск с левого на правый берег Вислы, окончившийся около часа ночи 22 июля. Начальник штаба прибыл в цитадель, приказал снять караул и спустил крепостной флаг. Вслед за этим раздались, один за другим, три взрыва фугасов на фортах, потом небо осветилось заревом пожара, и последовали взрывы пароходов и мостов.
Войска, перешедшие на правый берег, расположились по берегу Вислы, вправо и влево от цитадели.
Утром 22 июля выяснилось, что кольцо, охватывавшее Ивангород, сжалось еще теснее. Немцы уже овладели Соболевым, а австрийцы поселком Жичин. Вследствие этого я получил в 6 часов утра приказание уничтожить все укрепления главной оборонительной линии правого берега, а в 12 часов дня другое: взорвать цитадель и форты правого берега №№ 1, 2, 3 и 4. Поэтому я приказал перенести штаб в деревню Мощанку, что в двух верстах восточнее линии фортов, а сам с адъютантом поехал на высоты между фортом № 2 и этой деревней. Отсюда я смотрел, как в два часа дня начались, один за другим, взрывы фортов. Потом над цитаделью поднялся маленький столб дыма, за ним такой же столб дыма над Демблином, над станцией, над Иреной, над казармами крепостной артиллерии, над Деловым Двором инженеров... Постепенно эти столбы росли, чернели, расходились в стороны. Потом два столба соединились в один, к ним присоединился третий. Вот уже не видны дома в Ирене, вот исчезли деревья на дороге, ведущей от станции в цитадель. Потом все заволокло одним громадным черным облаком... и все исчезло... в дыму ли или в слезах...? Ивангорода не стало...
В 2 часа дня того же 22 июля я получил приказ генерала Эверта разделить войска гарнизона на две части и часть, занимавшую берег Вислы к северу от цитадели Ивангорода, передать в распоряжение командира 16-го корпуса, южную же — в Гренадерский корпус. Штабы и морской полк приказывалось отправить в Бобруйск, а мне самому с начальником штаба прибыть в штаб армии, в Радин.
В 9 часов вечера морской полк был выстроен вдоль дороги на Радин. Я попрощался с ним, и в 10 часов вместе [165] со штабом мы тронулись на автомобилях на Луков. Когда по дороге мы выезжали на высоты, мы оглядывались назад и долго еще видели над Ивангородом громадное зарево. Но мы удалялись. Пламя все тускнело, тускнело и после полуночи совсем исчезло из глаз.
Мы заехали на ст. Межеречье, где жена моя организовала питательный пункт для беженцев, тысячными толпами стремившихся на восток. Я дал ей в помощь двух инженеров, Сукуренко и Сергея Рубанова, и моего племянника Бориса Лященко. При их содействии моя жена отлично организовала дело питания и медицинской помощи, работая день и ночь, буквально без отдыха, с той же энергией, с какой она работала весь год в военном крепостном госпитале в Ивангороде, являя пример самопожертвования и истинной скромности.
В 9 часов утра 23 июля я с начальником штаба прибыл в Радин. Я прошел к генералу Эверту, а полковник Прохорович к начальнику штаба армии сдать привезенные нами флаг крепости, крепостные ключи, шифр и секретные бумаги.
Возле Радина ночевали на биваке мои крепостные артиллеристы, вышедшие из Ивангорода 20 июля. Я посетил их и присутствовал при отправлении их пешим порядком в Брест. Жалко было этих прекрасных солдат, заслуживших право на славу и бессмертие и скрывшихся из моих глаз в клубах пыли по пути отступления.
В Бресте пробыли они не долго, так как Брест был оставлен 6 августа без обороны. Тогда из них были сформированы рабочие команды для работ по укреплению тыловых позиций. К концу же 1915 года их сосредоточили в городе Можайске, где половина была употреблена на формирование батарей тяжелой полевой артиллерии. Когда летом 1916 года мною был укреплен Трапезунд и там была образована крепость 2-го класса, Комендантом которой я был назначен, для формирования крепостной артиллерии была прислана из Можайска вторая половина артиллеристов и, чтобы увековечить память Ивангородской крепостной артиллерии, Государь, по его личной инициативе, изволил присвоить Трапезундской крепостной артиллерии наименование «Ивангородской».
И в ряду моих воспоминаний лучшее и почетнейшее [166] место отведено Ивангороду, потому что там прошло лучшее время моей деятельности и потому еще, что, уходя оттуда, я и мои сотрудники унесли с собой такое великое чувство полного удовлетворения, которое никогда не изгладится, а навсегда, до конца жизни останется с нами, как лучшая награда за выполненный нами там служебный долг.
Ныне, запечатлевая на этих страницах славные дела защитников Ивангорода, я шлю тем из моих неоценимых сотрудников, которые еще живут, мой самый искренний и сердечный привет.