Глава шестая
Весь январь и февраль я провел в разъездах. Приходилось часто ездить для осмотра работ на Радом-Гроицкой позиции и несколько раз в штаб фронта в Холм.
В начале марта я вынужден был произвести крупную перемену в составе моего штаба. Но для того, чтобы причины, вызвавшие меня сделать это, были бы совершенно понятны, я должен коснуться хотя бы в нескольких словах тех взаимоотношений, которые существовали в Ивангороде среди моих ближайших помощников и попутно дать краткие характеристики некоторых из них.
Когда я вспоминаю об Ивангороде, о гарнизоне и о моих ближайших сотрудниках, я испытываю чувство величайшего удовлетворения. С самого начала моего командования крепостью, между мной, с одной стороны, и гарнизоном и ближайшими моими сотрудниками, с другой, установились самые простые, искренние, доброжелательные и дружеские отношения. Само собой установился такой порядок, что я мог быть всегда уверен в том, что каждое отдаваемое мною приказание приводилось в исполнение немедленно. Не исполнить или хотя бы замедлить исполнение никому в голову не приходило. Это было чрезвычайно важно и сыграло в успехе ивангородской обороны громадную роль. Между офицерами гарнизона, главным образом между крепостными артиллеристами, инженерами и саперами, отношения были самые дружественные. Все они работали почти без отдыха, и свободного времени для кутежей и карточной игры не оставалось. Не было ни пьянства, ни ссор, ни недоразумений. Наконец, взаимоотношения [111] между моими ближайшими помощниками, каковыми являлись начальник инженеров, командир крепостной артиллерии, начальник штаба, крепостной интендант и командир морского полка, отличались отсутствием каких бы то ни было интриг, жалоб друг на друга и без взаимных неудовольствий. Каждый из них делал, что ему надлежало делать, и все сознавали, что творят одно большое общее дело. Ивангородский гарнизон в целом был образцом прекрасной, сплоченной, дружной военной семьи, и я чрезвычайно дорожил этим и всячески поддерживал этот дух. Так было до марта 1915 года, когда произошло событие, мелкое само по себе, но грозившее разрушить эти так удачно наладившиеся отношения.
Начальником инженеров крепости состоял генерал Е. О. Попов. Почти всю свою офицерскую службу он провел в составе Главного Инженерного Управления в Петрограде и поэтому несколько отстал от практической работы. Горячая, быстрая работа, которой я требовал в Ивангороде, была для него несколько тяжела. Большим инженерным талантом он не обладал, но знал инженерное дело и любил его. Его недостатком была медлительность и боязливость в решении вопросов, требовавших немедленной его санкции и налагавших на него известную ответственность. Он шел к Коменданту с докладом даже по таким вопросам, которые были вполне в пределах его власти.
Начальником моего штаба был капитан, потом подполковник Генерального штаба К. К. Дорофеев. Это был еще молодой человек, назначенный ко мне при моем вступлении в должность Коменданта, из Бреста. Он был еще мало опытен, но любил свое дело и был хорошим работником. К сожалению, звание офицера Генерального штаба и должность начальника штаба крепости кружили его молодую голову и портили его так же, как портили много других хороших русских офицеров. К тому же характер его был слишком горяч и иногда он держал себя в отношении своих подчиненных, и особенно солдат, слишком резко. Я вынужден был его сдерживать.
Попов и Дорофеев недолюбливали друг друга, но наружно это ничем не проявлялось.
Однажды в феврале я командировал Дорофеева в [112] Холм, поручив ему сделать генералу Алексееву доклад по определенному вопросу. По возвращении из Холма Дорофеев доложил мне результат его доклада, и при этом я спросил его, не докладывал ли он еще о чем-нибудь. Он ответил, что ни о чем больше не докладывал. Несколько дней спустя мне пришлось самому быть у генерала Алексеева, и Михаил Васильевич начал говорить о генерале Попове в таком тоне, что я понял, что разговор этот является следствием доклада Дорофеева, сделанного без моего ведома и разрешения и даже скрытого от меня. Поняв это, я был возмущен поведением Дорофеева и сейчас же спросил генерала Алексеева, делал ли ему Дорофеев доклад о генерале Попове? Генерал Алексеев признал это. Я тут же высказал мнение, что я считаю совершенно недопустимым, чтобы мои подчиненные, являясь к нему с определенными поручениями от меня, пользовались бы этим случаем, чтобы делать доклады друг об друге и в таком духе и тоне, как это им заблагорассудится. Я объяснил генералу Алексееву тот большой вред, который причиняет такой духовный разлад между лицами, делающими одно дело, что я считаю себя обязанным сразу же положить конец таким прискорбным явлениям и поэтому прошу немедленного перемещения Дорофеева из крепости на другую должность и назначения мне другого начальника штаба. Генерал Алексеев не ожидал, по-видимому, такого заявления, немного задумался, но потом прямо сказал: «Вы правы, я назначу вам другого». Недели через две после этого Дорофееву была предложена должность начальника штаба дивизии, и так как это было повышение, он ее принял. Еще через неделю ко мне был назначен подполковник Генерального штаба А. И. Прохорович, рекомендованный мне из Ставки Верховного Главнокомандующего как один из лучших офицеров Генерального штаба {15}.
Я не останавливался бы так подробно на этом воспоминании, если бы оно не было связано с другим. Уже много времени после этого происшествия мне пришлось говорить о нем с одним нашим генералом Генерального [113] штаба, который в ответ на этот мой рассказ сказал мне, что не считает Дорофеева виновным и полагает, что Дорофеев имел право говорить с генералом Алексеевым и делать ему доклад, даже не осведомляя предварительно меня, и это потому, что и генерал Алексеев и подполковник Дорофеев оба принадлежали к Генеральному штабу и что такой порядок был будто бы установлен в нашей армии. Не принадлежа к Генеральному штабу, я с таким порядком знаком не был, и если он действительно у нас существовал, в чем я сомневаюсь, то могу только пожалеть об этом.
В марте произошли крупные изменения и в штабе Юго-Западного фронта: начальник штаба, генерал от инфантерии М. В. Алексеев, был назначен Главнокомандующим Северо-Западным фронтом. Вместо генерала Алексеева начальником штаба Юго-Западного фронта был назначен генерал-лейтенант В. М. Драгомиров. Новый начальник штаба не отличался ни знаниями, ни качествами своего предшественника, а неспокойный, желчный его характер и большое самомнение были качествами, совершенно не соответствующими должности начальника штаба фронта. Не прошло и нескольких дней после его назначения, как я получил из штаба фронта бумагу, извещавшую меня, что мне не разрешается строить у Ивангорода новых укреплений на левом берегу Вислы, а предлагается обороняться на старой позиции. Что же касается укреплений правого берега, то таковые признаются не только излишними, но даже вредными. Такое решение нового начальника штаба фронта ставило меня в чрезвычайно затруднительное положение, так как на выяснившиеся во время предыдущей обороны недостатки крепостной линии обороны я не имел права закрывать глаза. Я отлично понимал, что, если нам дважды удалось перейти в наступление, это произошло в силу некоторых особых обстоятельств, которыми мы сумели воспользоваться, но и при этом были все же понесены большие потери. Легкость перехода с оборонительной линии в наступление должна являться главным ее качеством, иначе оборона почти обречена на гибель. В прошлом году я мог допустить отсутствие этого качества в линии Регов — Олексов — Кляшторна Воля — Сецехов — Лое в силу особой задачи, «обороны мостов у Ивангорода», поставленной мне [114] штабом, а также и потому, что другая, более совершенная позиция, являлась более удаленной от центра, более длинной, а следовательно требовавшей и больше времени и средств для ее оборудования и обороны. Средств же у меня тогда почти не было, а время исчислялось неделями. Ныне же обстановка значительно изменилась, впереди меня стоял крепко фронт армии, между которым и мною имелось еще два укрепленных рубежа. Значит, времени для подготовки крепостной позиции было достаточно, средства же были за это время накоплены мною в количестве вполне достаточном. Наконец, если дело дойдет снова до обороны, то это может произойти только в том случае, если наши армии, стоящие впереди, будут оттиснуты за Вислу, а в таком случае возможно появление немцев и на правом берегу, если не удастся остановить их во время самой переправы. В таком случае понадобится развить наше наступление со стороны Ивангорода. Вот в чем я видел предстоящие Ивангороду задачи и именно вследствие этого я ставил главнейшими требованиями Ивангороду как крепости легкость перехода в наступление и обязательную круговую оборону. Эти требования я предъявил строителю крепости генерал-майору Попову, добавив к ним еще и второстепенные:
1) Полное обеспечение мостов от бомбардирования их существующими немецкими орудиями; 2) Обеспечение гарнизона на линии обороны убежищами, годными против орудий до 12-дм. калибра; 3) Самое широкое развитие сообщений по обоим берегам в виде круговых и радиальных шоссейных и железных дорог.
Именно на основании этого задания был составлен новый проект крепости. Этот-то проект, представленный мною в штаб фронта на утверждение, и был теперь отвергнут новым начальником штаба. Получив об этом извещение, я поехал в штаб лично. Я представился генералу Драгомирову и имел с ним совещание по этому вопросу. Выяснилось, что генерал Драгомиров опасается, что вынесение линии обороны вперед вызовет ее удлинение, каковое при ограниченном гарнизоне явится минусом. Я отстаивал мою точку зрения, и к соглашению мы не пришли. Вследствие этого я просил перенести вопрос на решение Главнокомандующего. Вместе мы отправились в кабинет генерала Иванова, [115] которому сначала я, а затем генерал Драгомиров изложили наши точки зрения. Генерал Иванов некоторое время колебался, но потом решительно стал на мою сторону и утвердил проект так, как он был мною представлен.
Когда с этим вопросом было покончено, генерал Иванов обратился ко мне с предложением организовать работы по укреплению позиции на реке Вислоке, в тылу армии генерала Радко-Дмитриева. Из дальнейшего разговора я узнал, что генерал Иванов обеспокоен отсутствием у генерала Радко-Дмитриева тыловой позиции и желал бы, чтобы работы были организованы быстро. Я охотно согласился, предполагая снять часть инженеров и рабочих с Радом-Гроицкой позиции, где работы уже заканчивались. Вопрос был уже почти решен, когда генерал Драгомиров заметил: «Ну зачем же посылать туда генерала Шварца, ведь там есть свои инженеры, генерал Величко и другие!» Генерал Иванов как-то сконфуженно замолчал и, не продолжая разговора, попрощался со мной и отпустил меня. Я уехал домой, работы на Вислоке так и остались неорганизованными, а затем вскоре произошел натиск Макензена на армию Радко-Дмитриева, и началось его отступление, послужившее началом наших неудач 1915 года.
Генерал Драгомиров пробыл в должности начальника штаба недолго и вскоре был замещен генералом Савичем.