Глава вторая
Преследуя австрийцев от Ивангорода, наши войска быстро дошли до Кракова. Гвардия была уже в виду его фортов, Величка была взята войсками 3-й армии. Мы каждую минуту ждали извещения о взятии Кракова, как вдруг пронесся слух, что штурма этой крепости не будет, что войска остановлены и пойдут в другом направлении, а для овладения Краковом будет сформирован особый корпус. Действительно, я скоро получил официальное подтверждение этого слуха.
Это совпало с приездом в крепость Государя Императора. Накануне его приезда прибыл в крепость начальник дворцовой охраны генерал-майор Спиридович. Он посетил меня, мы вместе обсудили маршрут следования Государя в крепости и затем объехали все дороги, по которым Государь должен был проехать.
Его Величество прибыл 30 октября после полудня. Почетный караул по его распоряжению не выставлялся, но было разрешено поднять вместо крепостного флага Императорский штандарт и произвести салют.
Ко времени прихода Царского поезда на крепостной железнодорожной платформе собрались все чины моего штаба и начальники отдельных частей гарнизона. Присутствовали также Великий Князь Николай Михайлович, мой помощник генерал-майор князь Микеладзе и приехавший накануне киевский генерал-губернатор Трепов. В ожидании поезда несколько военных корреспондентов просили разрешения снять меня. Я разрешил им снять общую группу всех собравшихся, пригласив генерала Трепова стать со мной, впереди. Впоследствии эта фотография была напечатана в «Ниве», причем под фигурой Трепова был поставлен крестик, а в надписи [87] под таким же знаком стояло: «Генерал Шварц, Комендант крепости Ивангород, очень похож на генерала Линевича». Действительно, Трепов носил усы, как Линевич.
Когда поезд прибыл и Государь вышел из вагона, я подошел к Его Величеству и рапортовал о происшедших в крепости событиях. Приняв рапорт, Государь крепко пожал мою руку и сказал:
«Благодарю вас и гарнизон за доблестную оборону, в особенности крепостную артиллерию».
Тогда я просил разрешения Государя представить ему начальников частей гарнизона, выстроившихся здесь же в порядке старшинства. Государь здоровался и беседовал с каждым из них. Затем Государь предложил мне сопровождать его в автомобиле {13}. В следующих автомобилях расположились Военный министр генерал Сухомлинов, прибывший с Государем, свита Его Величества, Великий Князь Николай Михайлович и остальные.
По прекрасной тенистой аллее, охватывающей гласис цитадели, мы направились к ее Георгиевским воротам. По пути Государь расспрашивал меня о главнейших событиях и между прочим сказал:
«Вы, вероятно, самый молодой из комендантов крепости?»
На что я ответил:
«Да, Ваше Величество, вероятно, но несомненно и самый счастливый!»
«Да, — сказал Государь, — есть отчего!»
В это время автомобиль въехал внутрь цитадели и проезжал мимо дома Коменданта крепости.
Тут нужно заметить, что в 1892 году в Ивангороде происходили крепостные маневры в присутствии Императора Александра III. Так как Государь прибыл с Государыней Императрицей и Наследником и пробыл в крепости несколько дней, то для их помещения был отделан второй этаж дома Коменданта. Оригинальный фасад этого дома, украшенный двумя вышками в русском стиле и с императорскими орлами, сохранился с той [88] поры без перемен. Когда мы проезжали мимо, Государь узнал его несмотря на то, что прошло с тех пор уже 22 года и, смотря на дом, сказал мне это и добавил:
«Как влечет меня всегда к тем местам, которые я посетил в детстве и в молодости!»
Автомобиль проезжал по центральной улице цитадели. По обеим ее сторонам стояли войска гарнизона, артиллеристы и моряки, а за ними семейства офицеров, в том числе и моя жена, приехавшая из Петербурга накануне. Все приветствовали Государя с энтузиазмом. На паперти крепостного собора Государя ожидал крепостной священник, протоиерей отец Яков Кублицкий-Пиотух, в облачении, с крестом в руках.
Приложившись к кресту, Государь направился в собор, предшествуемый отцом Яковом и сопровождаемый мною и остальными лицами свиты. Было совершено краткое молебствие, после которого Государь опять приложился к кресту, поблагодарил отца Якова и направился к выходу. Спустившись с крыльца, Его Величество пошел пешком к центральному пункту управления огнем крепостной артиллерии, приветствуемый криками «ура» солдат пограничной стражи, выстроенных от собора до пункта.
Там Государь подошел к большому столу, на котором были разложены план крепости и карта ее окрестностей и командир крепостной артиллерии подполковник Рябинин доложил Государю расположение батарей крепостной артиллерии во время боев, а также места неприятельских батарей. Затем, по желанию Государя, я имел счастье сделать подробный доклад о всех событиях обороны.
Выйдя из центрального артиллерийского пункта, Его Величество осмотрел собранные здесь австрийские тяжелые орудия, взятые во время последних боев, и соизволил сняться в общей группе всех офицеров крепости и его свиты.
Затем снова в автомобиле мы выехали из цитадели через Николаевские ворота и через железнодорожный мост направились на линию фортов левого берега. С моста Государь видел нашу крепостную флотилию, состоявшую из отбитого у австрийцев колесного парохода «Тынец», теперь переименованного моряками в «Ивангород», и трех моторных лодок — «Генерал Кондратенко», [89] «Генерал Шварц» и «Моряк». Украшенные флагами суда вытянулись в линию направо от моста, и моряки приветствовали Государя.
С моста мы проехали по аллее, ведущей к форту Ванновский и, миновав его, остановились у костела фольварка Опацтво. У подъезда уже ждал наш крепостной ксендз, отец Гладыш, приветствовавший Государя и сопровождавший Его Величество внутрь, но только в притвор: в середину костела войти было невозможно, так как она была вся завалена грудами кирпича, обвалившегося из купола и стен, пробитых немецкими снарядами, остатки же купола были непрочны и грозили обвалом. По окончании осмотра Государь благодарил отца Гладыша и приказал генерал-майору Воейкову отпустить из Государевых средств сумму в 3 тысячи рублей, нужную для восстановления костела. Затем последовал краткий осмотр укреплений, возведенных вокруг фольварка.
Стоял хороший, тихий осенний день, солнце клонилось уже к заходу, когда мы прибыли на форт Ванновский. Государь поднялся на бруствер напольного фаса и оттуда ознакомился с расположением соседних фортов, № 5 слева и № 6 справа, укреплений между ними и фортом Ванновский, с общим расположением первой оборонительной линии и с видневшимися далеко впереди главными пунктами поля битвы: деревней Гневашово, Гневашовским и Банковецким лесами и местом вылазки Юрьевецкого полка. Здесь я имел счастье представить Государю военных инженеров, работавших на форту, и по приказанию Его Величества они дали ему объяснения по управлению двумя весьма мощными прожекторами, стоявшими на бруствере.
Как раз в это время мне подали телеграмму и, видя, что я не решаюсь открыть ее в его присутствии, Государь приказал мне сделать это и спросил:
«Ну, что там?»
Телеграмма была от генерала Алексеева и сообщала о назначении меня Инспектором инженеров Особой армии, формируемой для осады крепости Краков. Я доложил Государю.
«Очень рад, — сказал Государь, — желаю вам и там внести в нашу историю такую же светлую страницу, как вы это сделали здесь». [90]
Я был несказанно счастлив, слыша такую оценку моей деятельности из уст Его Величества. Между тем связь моя с Ивангородом стала уже так крепка, что мне не хотелось оставлять его, и я поэтому сейчас же доложил Государю, что при новом положении хотел бы сохранить и должность Коменданта Ивангорода, что не только не повредит делу, но, напротив, принесет пользу, так как даст мне возможность использовать для осады Кракова богатые уже средства Ивангорода. Государь охотно согласился и здесь же отдал соответствующее распоряжение генералу Сухомлинову, и вечером об этом была послана телеграмма Верховному Главнокомандующему.
Солнце уже село, и было почти темно, когда Государь возвращался в свой поезд. Мы снова пересекли Вислу и цитадель, где все еще толпился народ в ожидании обратного проезда Государя.
При выходе из автомобиля Государь пригласил меня к его обеденному столу. Обед состоялся в вагоне-столовой Царского поезда. Государь был, видимо, доволен всем виденным и много и оживленно разговаривал. Сидел он в центре стола, имея справа Великого Князя Николая Михайловича, а слева — Военного министра. Против Государя занял место гофмаршал двора князь Долгорукий, имея меня справа и дворцового коменданта генерала Воейкова слева. Остальные места были заняты французским военным агентом маркизом Лягиш, лейб-медиком Боткиным, начальником дворцовой охраны генералом Спиридовичем и двумя флигель-адъютантами.
До начала обеда я имел разговор с французским военным агентом, который поздравлял меня с успехом обороны и уверял, что я буду награжден его правительством орденом Почетного легиона.
Отпуская меня после обеда, Государь выразил желание посетить на следующий день правый фланг поля битвы и перед отъездом туда произвести смотр батальону моряков, который должен был выстроиться к 7 часам утра у железнодорожной платформы. Тогда я просил Государя, чтобы он осчастливил смотром также крепостных артиллеристов и сапер, на что Его Величество согласился, и было решено, что эти войска построятся в тылу форта Ванновского, где Государь и осмотрит их [91] по пути к полю боев. Возвратившись в цитадель, я отдал соответствующие распоряжения.
Рано утром 31 октября я с моряками ждали выхода Государя из вагона. Батальон особого назначения и рота Гвардейского экипажа были выстроены впереди платформы, у подошвы гласиса цитадели, под командой капитана 1 ранга Мазурова.
Государь вышел в 7 часов, здоровался с моряками и прошел вдоль фронта, а затем благодарил за службу и пропустил церемониальным маршем.
В семь часов с половиною Государь снова пригласил меня к себе в автомобиль и мы двинулись через цитадель и через Вислу к форту Ванновский, где уже ждали все части войск, оставшиеся в крепости. Государь обошел фронт, благодарил за службу и лично наградил нескольких артиллеристов и сапер Георгиевскими крестами и медалями.
Дорога на поле битвы шла снова мимо Опацтва, затем пересекала полотно железной дороги и первую линию обороны у деревни Кляшторна Воля; потом, по ту сторону наводненной долины, она поворачивала направо и шла в направлении деревни Словике-Нове и Козеницы.
По пути я указал Государю большой крест, поставленный над братской могилой солдат Юрьевецкого полка, павших на этом месте во время их славной вылазки 2 октября. Государь приказал остановиться и пожелал подробно осмотреть место боя, посетил еще сохранившиеся немецкие блиндажи и спустился в окопы. Но, когда Государь захотел пройти вперед из окопов к проволочным сетям, я просил Его Величество не делать этого, так как местность могла быть минирована немцами и еще не была обследована нашими саперами.
Около 9 часов или немного позже мы прибыли в деревню Словике-Нове, ту самую, от которой немецкая гвардия готовилась начать атаку, когда была атакована дивизией Артемьева. От деревни остались только полуразвалившиеся стены и трубы, но каким-то чудом уцелела одна маленькая хатка, и когда Государь подходил к ней, из нее вышел старик крестьянин. Государь подошел к нему, поздоровался и довольно долго с ним беседовал. Взяв у генерала Воейкова сто рублей, Государь передал их старику. Не знаю, догадался ли [92] крестьянин, кто говорил с ним? Судя по запискам германского генерала Белова, именно в этой хате помещался штаб немецкой дивизии, оборонявшей этот участок.
Отсюда Государь проехал к деревне Бржезница, на которую вел наступление генерал Мехмандаров. И эта деревня оказалась почти совершенно разрушенной. Государь обошел ее всю и посетил костел, также пострадавший. Ксендз ждал Государя в облачении и сопровождал его. Сделав и здесь пожертвование на восстановление церкви, Государь отбыл со мною обратно в центр крепости.
Как и накануне, Государь пригласил меня к завтраку и вместе со мной также командира крепостной артиллерии подполковника Рябинина и капитана 1 ранга Мазурова.
День был жаркий. Государь отдохнул немного после завтрака, и в час с половиной мы снова двинулись на поле битвы. Теперь был осмотрен его левый фланг, начиная от деревни Гневашово, вернее-от развалин этой деревни: она была совершенно уничтожена огнем нашей Голомбской группы и огнем австрийцев. Так же, как и в Словике-Нове здесь остались одни трубы и полуразвалившиеся стены. Затем Государь последовал вправо, на поле, откуда началось наступление Семеновского и Преображенского полков 8 и 9 октября. Потом Государь осмотрел две углубленные неприятельские батареи, которые обстреливали центр крепости. День закончился осмотром наших укреплений в Гневашовском лесу.
В семь часов вечера вернулись к поезду, где в восемь часов состоялся обед, на который Государь пригласил меня, а также начальника моего штаба капитана Дорофеева и начальника инженеров крепости генерал-майора Попова. Я прибыл к поезду несколько раньше восьми часов, чтобы успеть сделать визит Военному министру. Генерал Сухомлинов был со мной весьма любезен и очень расхваливал примененную мною организацию устройства крепости и ее оборону.
Когда я вышел из вагона Военного министра, меня встретил генерал Воейков, разыскивающий меня, и пригласил пройти в вагон Государя, где Его Величество меня ждал. Когда я подошел к отделению, служившему [93] Государю рабочим кабинетом, он сидел у маленького стола и что-то писал.
«Одну минуту!» сказал Государь и сейчас же закончил писать.
Он встал, подошел ко мне, взял меня за обе руки и сказал:
«Я еще раз хотел поблагодарить вас за доблестную и одухотворенную оборону... Вот возьмите это на память». И, взяв со стола маленький футляр, в котором находился Георгиевский крест на саблю, Его Величество горячо обнял меня и дважды поцеловал.
Трудно сейчас, по прошествии стольких лет, передать с точностью мои переживания в тот момент. Благодарность Государя и необыкновенная форма, доброта и сердечность, с которыми он ее выразил, навсегда запечатлелись в моей памяти, и я до сих пор представляю себе и его лицо и его слова...
После обеда, около десяти часов вечера Царский поезд отбыл из крепости.
В течение этих двух дней, когда я имел счастье сопровождать Его Величество и подолгу быть с ним в автомобиле с глазу на глаз, Государь много и просто говорил со мной. Еще раньше, до войны, я имел счастье несколько раз представляться Государю: каждый год в день Георгиевского праздника и, кроме того, я удостоился чести поднести Государю мои сочинения по обороне Порт-Артура. Государь держался всегда в высшей степени просто и поражал всех превосходной памятью. Я помню, когда члены военно-исторической комиссии по описанию русско-японской войны, окончив эту работу, подносили Его Величеству свои труды, Государь взял альбом обороны Порт-Артура и случайно открыл страницу, изображавшую форт № 2, на котором погиб генерал Кондратенко.
«А, — сказал Государь, — вот форт, где погиб генерал Кондратенко!»
И, обращаясь ко мне, добавил:
«Не правда ли, он был убит именно в этом каземате?» — И Государь точно указал место.
В другой раз во дворце, в день Георгиевского праздника, после обеда, генерал Никитин, который как один из старейших Георгиевских кавалеров удостоился сидеть рядом с Государем, подошел ко мне и сказал: «А [94] Государь только что говорил о вас... Он спросил меня, что было в этот день в Порт-Артуре во время осады, и когда я ответил, то Государь сказал: «А в книге Шварца говорится, что еще было вот так-то и так-то!»
Но никогда раньше мне не приходилось быть с Государем так подолгу и в такой, можно сказать, интимной обстановке, как в эти незабвенные дни 30 и 31 октября 1914 года. К сожалению, я не удержал в памяти всего, что было сказано Государем тогда, не удержал потому, что был сильно взволнован его близостью. Тем не менее в память мне врезалось следующее: рассказывая о том, как началась война, Государь сказал:
«Император Вильгельм вместо того, чтобы спокойно обсудить положение, прислал мне ультиматум, требуя прекращения мобилизации, который я не мог принять без ущерба для достоинства России!»
Затем, расспрашивая меня об отношении польского населения к войскам, Государь заметил:
«Я очень рад, что между нами и поляками установились такие добрые отношения».
И необыкновенно крепко врезались в мое сердце замечательнейшие слова Его Величества, которые Государь отнес лично ко мне. Это было 31 октября, в момент, когда, окончив осмотр поля битвы, Государь готовился сесть в автомобиль. Он посмотрел на меня проникновенным взглядом и сказал:
«Как мне приятно смотреть на вас... На вашем лице отражается чувство исполненного долга!»
Я не знал, что ответить, да и не мог ответить, потому что это было слишком много, слишком неожиданно и глубоко! Мало есть людей способных проникать в души других и читать в них... Чистый сердцем Государь в этот момент обладал таким даром.
После его посещения Ивангорода я видел Государя еще два раза. В сентябре 1915 года я состоял в должности Главного Руководителя по укреплению Западного фронта. Жил я в Орше и однажды выехал для осмотра работ, производившихся к северу от Могилева. Государь, чья Ставка была в этом городе, имел обыкновение каждый день, между 3 и 5 часами дня, совершать прогулку по окрестностям. И вот, когда я подъезжал к Могилеву, мой автомобиль промчался мимо группы из четырех человек, шедших по обочине шоссе. Это был [95] Государь в сопровождении Великого Князя Дмитрия Павловича, министра двора графа Фредерикса и профессора Федорова. Я едва успел отдать честь, но несмотря на неожиданность и краткость встречи, Государь узнал меня и сказал мне об этом 1 декабря 1915 года, когда, будучи назначен на должность Коменданта Карсской крепости, я приехал в Ставку попрощаться с Государем.
Когда в марте 1917 года я был переведен с Кавказского фронта в Петербург, уже состоялось отречение Государя и он уже не пользовался свободой...