2. ВОСЕМЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Субботний вечер был тих и светел. Сразу же после заката на западе засияла крупная зеленоватая звезда, порядком надоедавшая молодым сигнальщикам, путавшим ее с огнями в море.
Где-то за горой, в лагере училища береговой обороны, ревел репродуктор, а в лощине, где раскинулись владения совхоза имени Софьи Перовской, тихо и задумчиво пели девчата.
Комиссар батареи Соловьев и механик Андриенко вместе с женами вышли погулять на опустевшее шоссе. В кюветах заливались цикады и сверчки, а на холме в зреющей пшенице призывно били перепела. «Поть-полоть, поть-полоть», — резко чеканили самцы. «Пиу-пиу», — откликались самки. В долине реки Бельбек в болотце, что [12] поближе к устью, кричали кулички и надрывался дергач. В высоких пирамидальных тополях совхоза мелодично, но надоедливо посвистывал маленький сычик. Летучие мыши, привлекаемые белыми кителями комиссара и механика, беззвучно носились над самыми их головами.
— Ну вот, Иван Васильевич, отгрохали мы первое боевое учение в этом году, хорошо бы завтра и отдохнуть как следует...
— Если начальство из города не подъедет, отдохнем, товарищ комиссар. Поедем завтра на рыбалку с утра пораньше, а?
— А спать кто будет за нас? — И как бы в ответ на это все начали зевать.
Только днем дали отбой большому флотскому учению, длившемуся больше недели. Батарея все время была в боевой готовности, и весь личный состав спал совсем мало. Ну, а уж если у мужей учение, то и женам нет покоя. Вот поэтому все и зазевали так дружно.
— Нет, стармех, давай-ка сначала выспимся вволю, а на рыбалку двадцать девятого раненько-раненько двинем, идет?
Голова комиссара была еще полна событиями прошедшего учения, и, немного помолчав, он спросил:
— Досталось, поди, Иван, твоим ребятам? Да и тебя, слышал, не раз «выводили из строя>? Кто заменял?
— Три раза Рева, а вчера посредник вывел нас обоих. Ничего, справились, старшины у нас хорошие.
— Ну вот, опять про служебные дела. Пошли до дому, спать еще пуще захотелось, — сказала жена Андриенко.
— Погоди, Александра Васильевна, выйдем на пригорок, песни девчат совхозных послушаем. Страсть люблю издалека девичьи песни слушать...
По пути домой комиссар решил заглянуть к командиру батареи. Капитан Александер уже собирался спать, но Соловьеву обрадовался: [13]
— Садись, Ермил Кириллович, потолкуем.
— Спасибо. Я ведь просто так, на огонек заглянул. Да, кстати, что же ты на юбилей городского театра не поехал? Билеты-то тебе прислали?
— Без меня не захотел, — ответила за Александера его жена. — А мне куда уж...
— Сына ведь ждем, комиссар! — откликнулся капитан. — Александра Алексеевна на этот раз обещала не оплошать...
Встретив укоризненный взгляд жены, он поправился:
— А впрочем, и вторая дочка — тоже неплохо! Первый ребенок Александеров — трехлетняя Танюшка тут же блаженно посапывала в своей кроватке, укрытая марлевым пологом от москитов.
Соловьев ушел. Вскоре в батарейном городке воцарилась тишина, прерываемая лишь глухими вскриками сыча-полуночника, укрывшегося в густой кроне акации, росшей рядом с домом командного состава батареи. Жена Соловьева, как только он вернулся, сразу же стала укладывать его:
— Спать, Ермил, спать, ты же еле ходишь. Только не храпи сильно, опять Лёку-Мороку разбудишь.
Соловьева ласково поглядела на кроватку, где, разморенный жарой, спал маленький Леня. Вскоре скромная квартирка комиссара наполнилась его могучим храпом.
«Вот казачина запорожский, и впрямь Лёку разбудит». Соловьева хотела толкнуть мужа, но не решилась нарушить сон усталого человека.
Решил подремать и дежурный по батарее, оставив за себя своего помощника. Но едва он лег одетый на кушетку, как зазвенел телефон.
— Немедленно приведите батарею в готовность номер один.
Дежурный узнал голос командира дивизиона Радовского. [14]
— Есть, товарищ майор!
Лейтенант быстро врубил на щите сигнал «Боевая тревога». Помощник дежурного доложил по телефону Александеру и Соловьеву о тревоге. А через пару минут командир батареи уже сам говорил с Радовским. Тот сообщил, что получен приказ комфлота привести в боевую готовность всю береговую оборону.
— А флот как? — спросил Александер.
— Ну, конечно, и весь флот.
— Опять учение?
— Боюсь, что хуже. Пахнет какой-то крупной провокацией. Приказано выдать всем боевые противогазы и патроны по военной норме. Как там у тебя?
— Сейчас подадут машину, едем с комиссаром на КП.
Александер вышел на улицу. В темноте быстро строились матросы и старшины хозяйственной службы. Издали доносился топот многих ног. Помощник командира по хозяйственной части Иван Подорожный несколько сердито и нервно покрикивал на своих бойцов:
— Не шуметь и не грохать о землю прикладами, как на учебной тренировке. Патроны все получили?
— Я не успел.
— Как не успел, что же, к вам няньку приставить? Бегом на склад и через три минуты вернуться.
Матросы и старшины хозяйственной службы собрались на боевые посты быстрее положенного нормативами времени. Подорожный доложил Александеру, что тыл батареи по тревоге собран и готов к действиям.
— Патроны выдали?
— Так точно, всем, кроме коков, шоферов и портных. Коки — на камбузе, портные — в лазарете, они по тревоге расписаны боевыми санитарами. А шоферы, как всегда, — у машин. Противогазы боевые все получили, а патроны им не выдавал, да и винтовки с собой не брали. Как всегда... [15]
— Ну нет, не «как всегда»... Оружие и боевые патроны выдать всем, понятно? Если жинки выйдут по тревоге, им тоже найдите дело. Но самая главная их обязанность сейчас — спрятать ребят в убежище подсобного хозяйства и дежурить на обмывочном пункте. Затемнение держать строго. Чтобы ни одного лучика не вырвалось наружу. Охрана городка, лагеря и всех прилегающих построек — на вашем подразделении. Особенное внимание обратите на кустарники, вышлите круговые дозоры. Установите связь с совхозом, пошлите к директору и парторгу предупредить: тревога не учебная, а боевая.
— Как понять, продолжение учения или...
— Никаких «или», толком ничего еще никто в штабе не знает. Но одно ясно — в городе объявлена гарнизонная боевая тревога! Сигнальщики с первого поста докладывают, что потушены все маяки, поняли?
Грузовик набрал полную скорость и через несколько минут подкатил к входу под бетонный массив. Дежурный доложил, что командир дивизиона еще раз интересовался готовностью батареи.
От входа под массив до командного пункта надо было бежать не менее пяти минут по длинной наклонной потерне. Прибыв в боевую рубку, Александер связался с командирами башен, они доложили, что все расчеты к бою готовы. Особенно быстро изготовились расчеты Кирпичева и Бурунова. Начальник связи Пузин сообщил, что со всеми боевыми постами связь действует безотказно, со штабом тоже. Обеспечили готовность своих агрегатов и прожектористы.
Командир центрального поста лейтенант Репков тоже доложил, что пост со всеми его подразделениями к бою готов. Выносные посты ничего нового не сообщили. Море [16] было тихое и пустынное. На далеком горизонте, сверкая огнями иллюминаторов, шел пассажирский теплоход. Ближе к берегу постукивал дизелек моторной лайбы. Вот и все, что увидели в ночном море посты лейтенанта Репкова.
Александер и Соловьев сообщили в штаб дивизиона, что батарея к бою готова.
Подорожный обошел свои подразделения. Начальник гаража главный старшина Данилов доложил, что все шоферы и трактористы на своих местах. Кладовщик заканчивал выдачу противогазов. В командирском общежитии дежурили жены и матери командиров и сверхсрочников. Подорожный собрал их в затемненном коридоре и передал просьбу комбатра: укрыть детей в убежище подсобного хозяйства — бывшем винном погребе, уходящем на десятки метров в глубь горы.
— Кто не будет занят с детьми, просьба подежурить на обмывочном пункте.
— Иван Трофимович, а как же это понять — раньше ведь мы детей никогда в убежища не укрывали, — серьезное что или опять учение?
— Серьезное, очень серьезное. Но никакой паники не должно быть.
— Да разве о том речь идет, мы, Трофимыч, паниковать не станем, не бойся и комбатру об этом скажи. Только все же, может, не стоит будить ребятишек, уж очень сладко спят...
Александер снял трубку, помедлил немного и набрал номер квартиры. Подошла жена.
— Саша, одень Танюшку, идите в убежище. Да береги себя.
Старший механик Андриенко переключил питание батареи с городского тока на энергию, которую давал мерно попыхивающий дизель. У двух других дизелей стояли в [17] полной готовности мотористы. Вся агрегатная сразу же наполнилась запахом горячего масла, гулом дизеля.
Длинные стволы башен вслепую пощупали горизонт, как бы для разминки, и замерли неподвижно. Командиры башен лейтенанты Поль и Теличко сидели в своих металлических креслицах и «колдовали» с оптическими приборами, осматривая ночное море. Вот на сером фоне ночного моря в окуляре трубы засверкали огни теплохода. Теличко задержал взгляд на его пустынной палубе, на высоком буруне у форштевня и повел прибор дальше по линии горизонта. Море было пустынное и таинственное... Шли томительные минуты, навевая дремоту.
Почти одновременно взметнулись в ночное севастопольское небо голубые мечи прожекторов и нервно забегали в зените. Открыла свои прожекторы и самая ближняя к батарейному городку зенитная батарея. Казалось, совсем рядом с казармами вырвались в небо два луча и скрестились на какой-то серебристой точке, быстро скользящей к городу. Тишину ночи разорвал первый недружный залп, осветив багровым пламенем порыжелые холмы. Еще залп, а потом заговорили другие батареи Северной стороны. Вокруг серебристого самолетика заплясали красные вспышки разрывов. От скрытого холмами города потянулись к небу красно-зеленые трассы, залпы батарей слились в какой-то адский рев, больно надавливающий на барабанные перепонки.
Вот за горой полнеба осветила багровая вспышка, и глухой гул далекого взрыва долетел до городка. Отблески прожекторов и залпов зениток отражались в стеклах зданий.
— Ну теперь понесли, бабоньки, ребят в подвал, спокойнее будет.
И кучка встревоженных женщин растаяла между домами. Вскоре загремели маленькие колеса детских колясок, кто-то из ребятишек испуганно звал: «Мама, мамочка, не [18] уходи!» Старенькая бабка испуганно крестилась и как могла успокаивала внука.
Женщины потребовали, чтобы им выдали хотя бы малокалиберные винтовки, те, из которых они учились стрелять в стрелковом кружке:
— Может быть, и наша помощь понадобится, вон они парашютистов бросают. Будем вместе с мужьями защищать батарею.
На большом зеленоватом парашюте качалось что-то продолговатое. Парашют бризом тянуло к морю. Спускался он очень быстро, совсем не так, как спускаются обычные парашютисты. До моря купол не дотянул, и где-то у воды снова громыхнул тяжелый взрыв, выбросив высоко к небу мелкие камни, грязную воду и столб белого пара.
Стрельба прекратилась так же неожиданно, как и началась. Стало необычно тихо, даже звон стреляных гильз под ногами зенитчиков ближних батарей 61-го артполка совершенно отчетливо слышался в ночном воздухе. Расчеты зенитных автоматов, приданных батарее, огня не вели: самолеты врага летали в стороне, выше досягаемости их маленьких снарядов.
На сером небе за Мекензиевыми горами рассвет медленно стирал звездную россыпь. Море заметно посветлело, открыв на горизонте дивизион сторожевых катеров, несшихся полным ходом вдоль берега. Желтый холм с выгоревшей травой и двумя закамуфлированными башнями грозно выделялся на фоне серого неба. Длинные стволы орудий молчаливо и сурово глядели в сторону пустынного моря...
Так начался первый день войны на Тридцатой береговой батарее. В семь часов дали отбой тревоги и объявили готовность номер два. По подразделениям провели митинги. Весь личный состав участвовал в митингах, кроме тех воинов, которые несли вахту.