[520]
Ф. Мейбом
БРОНЕПОЕЗД «ВИТЯЗЬ»
«За Русь святую, единую и неделимую»
Бронепоезд «Витязь» родился неожиданно при необыкновенных обстоятельствах. Первое боевое крещение он получил при защите станций Урульга и Карымская. Произошло это после бесплодных переговоров между Белым Правительством в городе Чита и Красным командованием. В возможности добиться мирного соглашения никто из офицеров, за малым исключением, не верил. Мы отлично знали, что даём красным возможность сделать перегруппировку войск, а когда они будут готовы, то без предупреждения перейдут в наступление.
К сожалению, другого мнения было Читинское Правительство. Оно было уверено, что мир уже почти подписан.
Первый удар красных был нанесён на станции Урульга с целью захвата затем узловой станции Карымской.
«Витязь» стоял на боевом участке с 1-м полком Добровольческой бригады. Командиром полка был доблестный офицер полковник Черкес. Метким огнём «Витязь» остановил красный бронепоезд «Товарищ Блюхер» и полностью уничтожил его со всем его составом, а затем сильным артиллерийским огнём заставил цепи красной пехоты залечь. Это дало возможность Добровольческому полку занять лучшую позицию.
Подробности этого боя будут даны дальше.
По условиям перемирия Читинского Правительства с красными, наш 3-й корпус под командой генерал-лейтенанта Молчанова походным порядком перешёл по территории, занятой красными, из района города Сретенска в район поселка и станции Борзя. Там же была расквартирована состоявшая в 3-м корпусе Волжская имени генерала [521] Каппеля бригада, под командой молодого храброго генерала Н. П. Сахарова.
Я, подполковник Ф. Мейбом, автор этих воспоминаний, старый и коренной волжанин, начал Гражданскую войну в Казани рядовым офицером 1-й офицерской роты, которой командовал прекрасный человек и доблестный офицер гвардии полковник Радзевич. После упорных боёв под станцией Свияжск и неудавшегося обхода группы генерала Каппеля мы с помощью 1-го Чешского полка полковника Швеца разбили латышскую бригаду Вацетиса и начали отход, задерживая противника на каждой удобной позиции. Наконец, перейдя в контратаку, в штыковой схватке опрокинули Кронштадтскую матросскую группу с латышским личным конвоем Троцкого. Отброшенный противник бежал к станции Свияжск, преследуемый нами. Будь у нас кавалерия, то товарищ Троцкий, находившийся среди своих бегунов, попал бы в наши руки. Было обидно, что он скрылся на наших глазах. И было больно слушать, когда из наших рядов раздались крики: «Кавалерию, кавалерию», — зная, что её у нас не было.
Я уже командовал офицерским взводом, когда получил приказ отправиться в Казань в распоряжение генерала К., который меня назначил в Первый Казанский стрелковый полк. В полку только два батальона, рядовой состав исключительно татары. Получаю приказ принять 1-й батальон. В батальоне 400 татар, из которых большинство никогда в армии не были, и лишь небольшой процент служил в Императорской армии. В батальоне 5 офицеров и нет совершенно унтер-офицеров. Делали всё, что было в наших силах, чтобы привести рядовой состав в воинский вид, но это было не так-то легко — некоторые татары не говорили по-русски. Мучаем их и себя с утра до ночной темноты в построениях и главным образом рассыпному строю.
После 10 дней я получаю приказ идти на помощь отряду, защищающему артиллерийские казармы. Начальником боевого участка был полковник Н. П. Сахаров. У него Георгиевский крест и Георгиевское оружие, что сразу же произвело на нас большое впечатление. [522]
Увидев батальон, он покачал головой и сказал, что даст мне возможность продолжать обучение ещё несколько дней. С этого момента моя судьба была связана надолго с этим отличным другом и боевым командиром и со своими волжанами — до Уфы, где я был ранен и эвакуирован в Ново-Николаевский госпиталь.
2-м батальоном командовал капитан Г. Д. Лебедев, с которым мы были большие друзья. Царство ему небесное, как и другому нашему казанцу — полковнику Б. И. Попову.
Приказом адмирала Колчака все выздоравливавшие офицеры остаются в распоряжении начальников гарнизонов для пополнения вновь формирующихся частей. Выйдя из госпиталя, я явился начальнику гарнизона генерал-лейтенанту Зощенко и прошу разрешения вернуться обратно в Волжские части. На это — назначение явиться в распоряжение командира 49-го Сибирского стрелкового полка. Командует полком гвардии полковник М. Представляюсь и получаю приказ принять первый батальон. В полку около 4000 штыков. Вновь сформированная 13-я Сибирская стрелковая дивизия имела не меньше 12 000 штыков. С этим полком я провёл все бои и прошёл Сибирский Ледяной поход до города Читы, командуя 1-м батальоном, потом был назначен помощником командира полка и, наконец, принял должность командира полка. В Чите началось переформирование частей из дивизий в полки, из полков в батальоны и т. д. От моего полка осталось в строю около 200 штыков, из которых 45 офицеров. Получаю приказание передать солдатский состав в распоряжение ген. Сахарова, а из офицеров сформировать роту, которая получает наименование «Офицерская рота при Волжской имени генерала Каппеля бригаде». Рота была пополнена и имела 75 штыков (офицеров).
С этой ротой я и прибыл на станцию Борзя, где сосредоточилась Волжская бригада. Получаю приказ от генерала Сахарова немедленно явиться к генерал-лейтенанту Молчанову.
Генерала Молчанова я очень хорошо знаю по его боевым операциям, по его безграничной храбрости, по его [523] необыкновенной способности применять тактические приёмы, наиболее соответствующие требованиям Гражданской войны. Всё это вместе взятое давало генералу ореол доблести военного Вождя с его легендарными по храбрости Ижевцами и Воткинцами. Но я, и не только я, а все знали, что он очень строг и Боже упаси не исполнить его приказа.
Генерал встретил меня очень любезно и объяснил мне мою задачу. Задача не боевая, но очень неприятная. Я должен с офицерской ротой срочно погрузиться и отправиться на станцию Карымская, на которую на следующий день ожидается приход бронепоезда «П». Мне предстоит арестовать командира бронепоезда капитана М. и всех офицеров и отправить их под конвоем в распоряжение командира 2-го корпуса генерала Смолина для предания Военно-полевому суду за мародёрство. Об исполнении приказа донести.
Не буду описывать подробно, как произошел арест. Это одно из самых неприятных для меня воспоминаний. Сообщу об этом кратко.
Как только бронепоезд «П» подошёл на станцию, я попросил командира бронепоезда прийти ко мне в контору начальника станции, где я показал ему приказ об аресте. На это он мне ответил, что он не подчинён генералу Молчанову, что у него есть только один начальник «наш Батька-Атаман», и просит переговорить со штабом Атамана. В этом я ему категорически отказал и предложил переговорить с генералом Молчановым. При этом я ему сказал, что разговоры ни к чему не приведут и что я должен выполнить данный мне приказ. «Вы арестованы и потрудитесь сдать ваше оружие полковнику Х...».
Он сразу как-то осел и обратился ко мне с просьбой прочитать своим офицерам приказ и тем самым успокоить их. Приказ он обещал тотчас же вернуть. «В чём даю вам слово офицера...» Я очень пожалел, что поверил слову такого офицера.
Поднявшись на бронепоезд, капитан М. отдаёт приказ«[524] «К бою» и полным ходом идёт вперед. Воет сирена, пушки и пулемёты направлены на нас.
Я успеваю соединиться по прямому проводу с комендантом станции Андриановка и приказываю ему задержать бронепоезд «П». Требую испортить железнодорожный путь, набросавши на него всё, что найдется под руками. Со своей ротой иду на хвосте бронепоезда. Показалась станция Андриановка. Бронепоезд сбавляет ход и наконец останавливается.
Быстро выскакивает из вагонов офицерская рота, развёртывается в цепь и идёт прямо на «П». Был жуткий момент — неужели откроют огонь по своим же офицерам?.. Бронепоезд без выстрела сдаётся... Арестованы все офицеры. Рядовые забайкальские казаки остаются на своих местах.
Капитан М., подойдя ко мне, протянул мне руку. Он нарушил данное слово, и рука его так и осталась в воздухе.
Докладываю генералу Молчанову, что приказ полностью исполнен, и прошу указания, что делать с бронепоездом. Ответ: «Назначаю тебя командиром бронепоезда»...
Никогда в моей жизни я не командовал бронепоездом, к тому же я пехотинец, а не артиллерийский офицер, но, зная генерала, я не осмелился возразить ему, и мне остался один выход — «Слушаю». Приказано выехать на станцию Урульга в распоряжение начальника боевого участка — начальника Добровольческой бригады генерала Осипова и встать на охрану этого участка совместно с командиром 1-го Добровольческого полка полковником Черкес.
Мы немедленно занялись перекраской бронепоезда, и его прежнее имя было заменено именем «Витязь». В это время шло ещё злосчастное перемирие, но оно дало нам время на подготовку. «Витязь» был занят днём и ночью. Днём шла пристрелка различных целей, а ночью мы тихонько уходили ближе к расположению красных частей. Мне повезло, и я достал хорошего, знающего артиллерийского офицера, бывшего командира батареи в Императорской армии, кавалера Георгиевского оружия — капитана [525] Фёдорова. Он в короткий срок привёл артиллерию на бронепоезде в блестящее состояние и два месяца был незаменимым учителем молодых артиллерийских офицеров.
Я держал «Витязь» всё время в работе, а сам учился управлять им. Главный секрет в командовании бронепоездом — это беспрерывная и умелая смена позиций, чтобы не дать противнику пристреляться.
«Витязь» имел сильную артиллерию: три пушки трёхдюймовых японских, одно дальнобойное орудие Кане на тумбочной морской установке; 4,5-дюймовая мортира и пушка Гочкиса на башне у командира бронепоезда. Кроме того, мы имели десять пулемётов Максима и восемь пулемётов Кольта. Команда бронепоезда состояла из 100 офицеров и 35 солдат. Часть команды обслуживала орудия, часть — пулемёты и часть исполняла инженерные работы.
В один из дней нашей практики в артиллерийской стрельбе по закрытым целям снаряд из Кане пошел «гулять» и угодил в посёлок, где стоял конный полк красных. Убито несколько красноармейцев и 6 лошадей. Боже! Что тут началось... Приехала специальная комиссия из Читы с представителем от Дальневосточного правительства. Начались расследования, дознания и т. д. Хотели предать суду начальника орудия штабс-капитана Артомашева.
Я, конечно, стоял за него и доказывал, что пушки старые и расстрелянные и что начальник орудия тут ни при чём. Хотя в глубине души я не особенно верил начальнику орудия, а также сам себе со своими доказательствами.
Что особенно меня удивило, это что начальник боевого участка генерал Осипов, вместо того чтобы дать голос за своего офицера, почему-то старался всеми силами утопить его. С этого дня наши отношения с ним стали строго официальными.
С офицерами же 1-го Добровольческого полка у нас были самые дружеские отношения, а с полковником Черкес мы стали большими друзьями. Мы на бронепоезде «Витязь» жили, конечно, лучше, чем офицеры пехотного полка, и это нас очень стесняло, так как мы не так давно были в таком же положении, как и они. Поэтому они были [526] ежедневными гостями на «Витязе». Мы доставали водку из Маньчжурии по ж.-дорожному пути и охотно делились с ними водкой, продуктами и т. д. Всё это делалось как бы в одной офицерской семье.
Время шло, а слухи всё упорнее и упорнее говорили, что красные готовы перейти в наступление. На нашем участке было всё спокойно, за исключением донесения из заставы, что в тылу у красных идёт какое-то передвижение, слышен как будто шум от движения орудий. Эти донесения я проверил лично и донёс генералу О., на что получил ответ: «Прошу вас не беспокоиться, г-н полковник. Предоставьте этим заниматься нам. Перемирие остаётся в силе». На этот грубый и неуместный ответ я решил не отвечать и поделился только с полковником Черкес. Он вспыхнул, как порох: «Ну, это уж предел грубости генерала О., и я сейчас же переговорю с ним!» Я еле упросил его оставить это без последствий, доказывая ему, что скоро перейду в распоряжение генерала Молчанова, так как бронепоезд «Витязь» принадлежит 3-му корпусу.
В одну из тёмных ночей (забайкальские ночи — это что-то особенное, в 10 шагах ничего не увидишь) дозор задержал какого-то типа, который уверял, что он офицер 1-го добровольческого полка. Его привели ко мне. Вижу по глазам — что-то с ним неладное. Звоню полковнику Черкес, который говорит, что такого офицера у него нет. Значит — красный разведчик. В это время входит офицер из дозора и показывает телефонную катушку, которую он случайно нашёл на месте ареста. Всё ясно. Приходит полковник Черкес, которому я и передаю пойманного типа. Полковник Черкес заставил его признаться, что он красный артиллерист, что их было трое, и они вели провод к железнодорожному цейхгаузу. Он попался, а двое скрылись в темноте ночи. Красный артиллерист дал важное показание, что завтра утром начнётся наступление, что собрано много пехоты и артиллерии и подошёл бронепоезд «Товарищ Блюхер».
«Витязь» приводится в полную боевую готовность.
Полковник Черкес передаёт генералу Осипову все сведения [527] и просит прислать ему в резерв 2-й Добр. полк. Этого генерал Осипов не сделал и продолжал верить «перемирию».
Мы с полковником Черкесом давно уже разработали план обороны. Ввиду того, что посёлок Урульга находился в котловине, пехотная позиция может быть расположена только на возвышенностях к северу от посёлка. При наступлении красных я должен артиллерийским огнём бронепоезда помочь полку отойти на заранее подготовленные позиции.
«Витязь» готов к бою. Пыхтит и медленно выходит вперёд. Прислуга у пушек и пулемётов. Подхожу к железнодорожному мосту и перехожу через него. Это моя подготовленная позиция с пристрелянными целями. Броневики красных должны выйти из-за поворота железной дороги на открытую местность, где я их встречу.
Связался телефонной линией с полковником Черкесом. Всё спокойно. Начинается рассвет. Появляется подозрение, что пойманный красный наврал. Ну, что же? Если не сегодня, то всё равно это будет. Снова проверяю в голове наш план боя. Всё кажется ясно и точно. Но в бою происходят часто неожиданные случаи, и тогда всё зависит от быстроты решения и твёрдого исполнения.
Смотрю на часы — 5.30 утра. Но всё ещё очень туманно. Получаю телефонный вызов с передовой заставы, которая на дрезине находится в одной версте впереди «Витязя» и сообщает, что ясно слышен шум приближения к ним поезда.
Приказываю заставе немедленно отходить к «Витязю». Не сомневаюсь, что идёт «Товарищ Блюхер». Мы к встрече готовы. Решаю обрушиться на него всеми орудиями и сразу же идти на сближение.
Моя рука лежит на кнопке «сирены» (огонь). Беспокоит меня только мой татарин с его «Гочкисом» — крутит его то туда, то сюда, пока я не шлепнул его по затылку, а он простодушно закричал: «Давай бить красных! Секим башка!»
Становится светлее, и за поворотом дороги показался [528] белый дымок. Вот медленно показывается передняя площадка, и наконец вылезает весь бронепоезд.
Нажимаю кнопку...
Завыла сирена, «Витязь» в одно мгновение опоясался огнём и задрожал всем корпусом. Поразительная картина!!! У красного бронепоезда всё летит в воздух. Мы идём на сближение... громовое «ура!» на «Витязе»... идут взрывы на «Блюхере»... Ничего от него не осталось. Он был уничтожен первыми залпами из всех орудий «Витязя».
1-й Добровольческий полк вступил в бой с пехотой красных и начал отход на выбранную заранее позицию. Открываю огонь по красной пехоте, бьём лёгкими орудиями на шрапнель и из тяжёлых — гранатами. Цепи красных залегли. Красная артиллерия начала обстрел «Витязя» — снаряды рвутся вокруг, но попаданий ещё нет.
Начинаю маневрировать — быстро вперёд и так же быстро назад. Мортирный снаряд красных попадает в переднюю артиллерийскую площадку и выводит из строя два японских орудия. Убито 4 человека и ранено 5. Следующий снаряд выводит из боя последнюю трёхдюймовую японскую пушку. Взрыв был настолько сильным, что разбил две передние площадки. Осколок снаряда ударил меня в правое плечо так сильно, что я едва удержался, чтобы не упасть.
Под огнём артиллерии противника инженерная команда отцепила разбитые платформы от состава «Витязя».
Мы отходим к позиции Добровольческого полка. Полковник Черкес говорил нам, что картина боя была изумительная, прямо феерическая. «Витязь» был как призрак среди взрывов снарядов, и его было трудно различить. Мы думали, что он никогда не выйдет из этого катастрофического положения.
Наконец снаряд попадает в паровоз, и «Витязь» остаётся неподвижным. К этому времени подходит 2-й Добровольческий полк, и полковник Черкес переходит в контратаку, а мы поддерживаем её из двух оставшихся тяжёлых орудий. [529]
На помощь «Витязю» подошёл бронепоезд «Храбрый», взял нас на буксир и привёл на станцию Карымская.
Только тогда я заметил, что из правого рукава капает кровь и весь рукав мокрый от крови. Сняли с меня китель и увидели, что осколок снаряда нанёс мне на правом плече довольно глубокую рану и затем глубоко врезался в стенку вагона. Его едва могли вытащить для меня как сувенир.
«Витязь» представлял из себя жуткую картину. Прямых попаданий было около 12. Потери оказались тяжёлыми: среди офицеров убито и ранено 16, рядовых, особенно казаков, убито и ранено 23. Всех складывали на задние площадки. Убитых покрывали брезентами, а раненым делали перевязки и клали рядом с убитыми.
Так как бронепоезд «Храбрый» встал на место «Витязя», я просил разрешения отойти на станцию Андриановка, где похоронить убитых и отправить дальше раненых. Но отправить куда? Обстановка совершенно не выяснена. Решаю оставить раненых в моей базе «Витязя». Доктор Добровольческого полка заботился о них.
Получаю приказ от генерала Осипова снова встать на охрану Карымского моста и охранять его до тех пор, пока броневики из Читы не пройдут мост, а затем взорвать его. Добровольческая бригада с бронепоездом «Храбрый» начинают отход к станции Оловянной, связь будет по телеграфу.
Странный приказ — оставить «Витязь» без пехотного прикрытия, с обнажёнными флангами и незащищённым тылом. Выставив офицерскую заставу с 4 пулемётами на другой стороне моста, я выслал дозоры на оба фланга.
Ночью мы услышали громадные взрывы со стороны города Чита. Тревожные мысли... не рвутся ли бронепоезда, отступающие из Читы? Прошло около 12 часов, как Добровольческая бригада прошла мимо нас, но связи с ней нет. Становится как-то тревожно за судьбу «Витязя». Ночью у нас в тылу красные взорвали небольшой мостик, но инженерная команда быстро его восстановила.
Я решил простоять до вечера следующего дня, и если [530] не получу распоряжений, возьму на себя ответственность взорвать Карымский железнодорожный мост и начну отход к станции Седловая. Под вечер мои разведчики поймали трёх красноармейцев, от которых я узнал, что большая колонна красных начала переправу в 5 верстах южнее железнодорожного моста. Через некоторое время на нас наткнулся казачий разъезд, отколовшийся от своей части, и начальник разъезда сообщил мне, что все бронепоезда были взорваны. Урядник был чрезвычайно рад, что встретил нас, и просил разрешения временно остаться у нас, бросив лошадей прямо на полянке.
Теперь надо быстро действовать. Приказываю взорвать мост, уже подготовленный к уничтожению. Предлагаю красноармейцам идти к своим, но они слёзно просили остаться у нас. «Витязь» с предосторожностями отходит назад.
Я жду взрыва и прихода подрывников. Они так основательно подготовили работу, что взрыв встряхнул весь «Витязь».
Итак, назад на Седловую. Но кто там?
Пройдя Андриановку, я полным ходом двинул «Витязь» на подъём, и мы услышали сзади ружейную стрельбу. Это обходная колонна красных атакует Андриановку. Опоздали на 1 час, и этим дали нам возможность спастись. Горы, крутой подъём, обыкновенно поезда идут с двумя паровозами, но наш паровоз пыхтит и лезет наверх. Наконец добрались до самого высокого пункта. Маленькая станция... Машинисты просят остановиться и осмотреть тормоза. Сказали, что всё в порядке. Ну, с Богом! Начинаем спускаться, и быстрота поезда увеличивается всё больше и больше. Главный машинист — Пётр Сидорович Огурцов — из добровольно вольнонаёмных, очень опытный, на него можно полностью положиться.
Неожиданно я услышал ясно артиллерийскую стрельбу впереди нас. Что же это такое?!! Кто ведет бой и с кем? Наверно, на Седловой! Приказываю уменьшить ход. «Витязь» стал на тормоза. Отдаю приказ быть готовыми к бою. Чем ближе к Седловой, тем яснее становится, что бой идёт у этой станции. [531]
Ещё несколько крутых спусков и крутой поворот, и «Витязь» выкатывается на равнинную степь. Станция почти окружена густыми цепями красных, а на станции какая-то, по-видимому, белая часть обороняется. На тот момент я не мог разобраться в обстановке и с полного хода врезался в цепи красных. Они нас не ожидали, да ещё с тыла.
Открываем убийственный пулемётный огонь. Красные так растерялись, что сразу залегли, не двигаясь, а потом вся эта масса бросилась бежать к ближайшим укрытиям. Наши пулемёты косили их, как траву, а артиллерия бьёт на картечь. Из станции бегут цепи белых и кричат: «Витязь! Витязь!!! Ура!!!»
Это 1-й Добровольческий полк. Полковник Черкес ранен, и мы осторожно переносим его на «Витязь». Ранение не серьёзное, но мучительное — в ногу, и думаем, что с повреждением кости.
Оказывается, что генерал Осипов, пользуясь бронепоездом «Генерал Корнилов» как перевозочным средством, сажал на него свои полки. Один полк оставался на месте, а другие по очереди переправлялись на другую станцию, в направлении к станции Оловянная.
Точно не знаю, но кажется, за все свои операции под Андриановкой генерал Осипов был смещён с поста начальника бригады вследствие его распоряжений. 1-й Добровольческий полк попал в окружение, и если бы не выручка «Витязя», его гибель была неминуема.
Наконец связался со штабом З-го корпуса, доложил обо всём, что произошло, и просил дальнейших распоряжений. Генерал-лейтенант Молчанов приказал немедленно двигаться на станцию Борзя, нигде не останавливаясь. Не доходя до станции Борзя, встретился со Сводной дивизией (Уральцы, Уфимцы и Ижевцы), которая под командой генерала Круглевского вела бой с красными. Я задержался набрать воды и пошёл на станцию представиться генералу Круглевскому (обворожительный человек и дивный генерал). Станция сильно обстреливалась батареей красных.
Генерал предложил мне сесть и вынул прекрасный золотой [532] портсигар. Мы закурили. В это время граната разорвалась у входа в станционное здание и обдала нас пылью и мелкими стёклами от разбитых окон. Генерал Круглевский совершенно спокойно попросил меня помочь ему и заставить батарею красных замолчать.
Я не мог отказать ему, вызвал начальника артиллерии капитана Фёдорова и приказал ему поставить наблюдателя наверху водокачки и немедленно открыть огонь по красной батарее. Генерал предложил мне чаю, и в это время мы услышали, как мои два тяжёлых орудия начали пристрелку. Скоро батарея красных замолчала.
Я сердечно попрощался с генералом, которого уже больше не увидел — он был вскоре убит на станции Даурия. Перед переходом границы доблестный бронепоезд «Витязь» был нами взорван у разъезда 86. Короткая служба была у «Витязя», но своими подвигами он заслужил долгую память и славу.