[422]
Р. фон Вирен
РАЗЪЕЗД БАЗОВАЯ
Конец августа 1918 года... Морской бронепоезд «Адмирал Непенин» бьётся у Армавира под Андреевским флагом против Таманской армии Сорокина. У добровольцев (в рядах белых тогда были ещё одни лишь дроздовцы) на этом боевом участке неполных 2 тысячи бойцов, у красных не менее 30 тысяч.
«Адмирал Непенин» под командой капитана 2-го ранга В. Н. Маркова (линейный корабль «Слава») заходит в тыл неприятеля, спасает под огнём всех оставшихся в живых с бронепоезда «Корниловец» и с боем пробивается обратно к своим. Дважды входит он, не имея более снарядов, во фланг красных и одним пулемётным огнём отгоняет их от полотна железной дороги. Одним выходом своим поддерживает бодрость лихих самурцев, и часто слышим мы, равняясь с нашими окопами: «Ура! Флот идёт!..» Последним, прикрывая отступление, покидает «Адмирал Непенин» Армавир и надолго задерживает врага у железнодорожного моста через Кубань (станица Отрада-Кубанская).
Наконец 17 сентября его сменяют, и он, сильно повреждённый, идёт на ремонт в Екатеринодар. На основании боевого опыта, после ремонта вид «Адмирала Непенина» другой. Вместо старого, залатанного своими средствами паровоза теперь блиндированный локомотив. Открытые (угольные) орудийные платформы (плутонги) получают добавочную защиту бортов, непроницаемую для пуль. Десантный (товарный) вагон, с люком внизу, как на троянском коне, тоже получает «броневую» защиту. В крыше у него вырез над внутренним командирским мостиком. Мостик теперь имеет телефонную связь с плутонгами, и на нём новый 12-фут. «Бар и Струд». Кроме того, придаются«[423] две балластные платформы, нагруженные шпалами, к обоим концам поезда. Это на случай неприятельских «брандеров». Вооружение «Адмирала Непенина» 1 — 100-мм, 4 — 75-мм и 1 — 47-мм зенитные морские пушки и 6 пулемётов. Боевой личный состав: 20 офицеров флота, 12 сухопутных (из них 6 артиллеристов и 6 летчиков), 2 гардемарина и 2 кадета Морского корпуса.
Служба течёт на «Адмирале Непенине» по возможности согласно Морскому уставу — с утренней приборкой, подъёмом флага, учениями с горнистом, вахтенным журналом, съездом на «берег» и т. д. Дух на поезде морской. Наши сухопутные сослуживцы давно уже прониклись и сроднились с ним. Большая индивидуальность, чем у них, во взаимоотношении среди офицеров вне службы не кажется им уже несовместимой с особенно строгим, точным и быстрым исполнением приказаний на службе. Мы «плавали» на рельсах, и традиции Императорского флота свято чтились на «Адмирале Непенине».
Окончание ремонта совпало с уходом В. Н. Маркова. Командиром был назначен наш старший офицер, старший лейтенант Анатолий Макаров с линейного корабля «Иоанн Златоуст» (Макарову удалось спастись при очередном расстреле офицеров на Малаховом кургане; раненный, он скрылся в темноте, а затем на рыбачьей лодке пробрался на Кубань). Одновременно с этим 5 октября был получен приказ идти к Ставрополю и вступить в состав 3-й дивизии полковника Дроздовского. Это назначение было всем по сердцу. Дроздовского мы знали по многим боям, он был доблестный воин, монархист по убеждению, рыцарь по поступкам и непримиримый враг большевиков. Вспоминаются его слова, обращённые к нам перед одним выходом в бой: «Я горжусь, что моряки под моей командой... Всегда точное исполнение приказаний... Матросы (большие отряды матросов Черноморского флота с затопленной под Новороссийском эскадры были в армии Сорокина) наш самый опасный враг, только удары одних офицерских полков они не выдерживают... На суше при защите Севастополя отличались матросы, затем в Порт-Артуре и теперь... [424] Гг. офицеры, может, вид родного флага и форма своих офицеров пробудит... — и вдруг, резко махнув левой рукой — правая не действовала, закончил: — Вперёд за Россию!..»
С 7 октября начались непрерывные бои на Ставропольском фронте со много превышавшим нас (3-ю дивизию) своею силою противником. Вечером 13 октября, после жестокого боя у селения Татарка, «Адмирал Непенин» получил разрешение идти в Ставрополь, пополнить запас нефти и к рассвету быть вновь на позиции. Ночью, в полной темноте, возвращался он к Татарке. Военный губернатор Ставрополя, полковник Глазенап, в эту ночь потерял связь с Дроздовским, и мы шли в полную неизвестность. Невольно приходили в голову мысли о расширенных рельсах, заваленном или заминированном пути с непременной засадой или, что ещё хуже, о возможном взрыве дороги позади, отрезающем тем путь к отступлению. Ведь в движении своём мы были существа первого измерения...
В зловещей тишине предрассветной тьмы «Адмирал Непенин» медленно подходил к Татарке... Вдруг какие-то фигуры метнулись к поезду. Верный пароль, и 4 дроздовца офицерского полка (через час у разъезда Базовая все пали в бою) быстро поднялись к нам и доложили командиру: «Дроздовский отступил от железной дороги после ночного боя, Татарка занята красными, спешно идите в Ставрополь, может ещё удастся проскочить...» Полным ходом поезд пошёл назад, начало светать... Справа, как-то странно, боком, промчалась артиллерийская двуколка, но без человека... Прошло ещё немного времени. Вдруг, теперь уже с передней платформы, раздался крик впередсмотрящего: «Стоп, назад — путь завален»... Поздно, поезд не успевает тормозить, и балластная платформа соскакивает с рельс. Одновременно с земли поднимаются серые фигуры, их много, очень много, 1000, 2000, не всё ли равно, и мы слышим крики: «Кадеты, м...ы, попались!»... Начинают трещать пулемёты — наши и красных. К сожалению, почти все большевики внутри мёртвого угла снижения наших пушек... Четыре офицера соскакивают с поезда, чтобы [425] расчистить путь и сбросить балластную платформу, но тут же падают убитыми. Командир даёт задний ход, стрелочник переводит поезд в тупик, насыпь по обе стороны становится всё выше и выше, и кривун дороги закрывает нам горизонт. Над головой мы видим клочок неба. «Адмирал Непенин» остановился, он попал в ловушку у разъезда Базовая... (Автоматически выпавшие на рельсы шпалы с балластной платформы парализовали какое-либо движение.)
Вот появляются над гребнем насыпи шапки и руки большевиков — и в нас летят ручные гранаты. Мы стреляем из ружей по этой цели. Макаров, по-видимому, заметив с мостика, что красные полукольцом переходят рельсы для окружения поезда, отдаёт приказание испортить замки, взять ружья и отступать на Мамайку (направление к форпосту Ставрополя). Приказание немедленно исполняется, замки испорчены, и мы покидаем «Адмирал Непенин»; два тяжело раненных прапорщика по адмиралтейству (к сожалению, забыл фамилии) со второго плутонга застрелились. Локомотив был подорван.
Перелезая через насыпь, падает раненый Макаров. К нему подбегает, чтобы поднять командира, лейтенант Варгасов («Иоанн Златоуст») и падает на него, сражённый пулей в голову. При той же попытке постигает та же участь мичмана Турцевича («Иоанн Златоуст»)... Слышу голос командира (после командира я был старшим в чине морским офицером; лейтенанты Б. Л. Новиков и Н. А. Мацылев случайно в этом бою не были): «Ведите на Ставрополь, пристрелите меня». Рука не поднимается убить командира... Но это делает другой офицер (с более высокой моралью). Он подходит сзади и в упор стреляет в затылок Макарову...
В первый момент отступления кроме четырёх, лежавших на рельсах, двух на поезде и трёх офицеров с «Иоанна Златоуста» падают убитыми прапорщик по морской части Поляков, поручик лётчик Гаврилов и поручик артиллерии князь Шаховской. Мичман Поплавский долго не отходит от трупа командира и стреляет с колена в большевиков, его примеру следует кадет (кажется, Гусев)... [426]
Мы отступаем тремя группами, т. е. бежим, отстреливаемся и снова бежим. Влево от моего плутонга лейтенант Куров, а далеко вправо лейтенант Тарановский с остатком 1-го плутонга. Из моей группы четырёх уже нет, вдруг штабс-капитан артиллерии Казанский с криком: «Командира в бою нельзя оставлять» бросается с поднятой шашкой (на ней георгиевский темляк за Великую войну) навстречу большевикам... падает, заколотый красными... Вот падает мичман Завадовский, а за ним мичман Хрущёв... Останавливаемся и стреляем в кучу копошащихся над телом Хрущёва красных... Смотрю, рядом со мной поручик Васильев, а слева быстрым шагом идёт капитан артиллерии Лопко. Карманы его офицерского пальто мирного времени всегда набиты патронами. Он отличный стрелок и по привычке охотника бьёт из ружья навскидку и редко промахивается. Нас трое... Расстояние до большевиков всё увеличивается, теперь до ближайших не менее 100 шагов, в начале схватки — 10—20 шагов.
Утомлённые ночным переходом, они главной массой остались у «Адмирала Непенина». Остальные тоже больше не движутся, залегли и стреляют в нас. Охота на человека... Все время видны — справа, слева, впереди — мгновенно потухающие бороздки от рвущих землю пуль и слышно безостановочное повизгивание...
У самого гребня возвышенности Мамайки падаю раненным в левое плечо. После перевязки двигаемся дальше. Больше красных не видим, они остались за холмами.
Проходим мимо ограды Ставропольского кладбища, слышим церковное пение, там идут мирные похороны. Отвязываем, несмотря на протесты кучера, лошадь батюшки и мчимся на его линейке к вокзалу... Все белые учреждения уже эвакуированы. Стоит готовый к отходу последний поезд, к нему прицеплены вагоны нашей базы. Остатки плутонга Тарановского уже там. Стонут тяжёло раненные мичман Александров и помощник нашего «машиниста» инженер-механика мичмана Снегоцкого, поручик по механической части Шапошников. Доктор Буроменский удивлён, как хватило у них сил добраться до вокзала... [427] Лежу у себя в каюте (купе), входит капитан Лопко, а за ним мичманы Вл. Шаховский и Казанский, братья только что павших у них на глазах в бою поруч. и шт.-капитана. Поезд тронулся, мы молча курим...
По приказанию Главнокомандующего генерал-лейтенант Хростицкий (бывший командир Гренадерского корпуса в Великую войну) произвёл дознание по поводу гибели морского бронепоезда (показания я делал в Екатеринодарском госпитале, где узнал, что наш начальник дивизии ранен в ночь гибели бронепоезда; Дроздовский скончался от этой раны). Примерно через месяц генерал Врангель в конной атаке взял Ставрополь. Начальник Морского управления при Ставке капитан 1-го ранга В. И. Лебедев получил разрешение с подобающими почестями похоронить опознанные тела офицеров с «Адмирала Непенина». Вырытые тела были в ужасном виде. Раздетые догола, они носили на себе следы колотых и режущих ран по живому и мёртвому телу; были и следы надругательства... Оставшиеся в живых (в бою у разъезда Базовая потери убитыми на «Адмирале Непенине» были больше 50% личного состава, ранено 8 человек, всего выбыло из строя 72%) почти все перешли на вновь формировавшийся морской бронепоезд «Дмитрий Донской» к капитану 2-го ранга Бушену (крейсер «Громобой»), и ни один до самого конца белой активной борьбы не попал в тыл...
Этой статьёй мне хотелось на страницах нашего родного «Морского журнала» почтить память погибших добровольцев с морского бронепоезда «Адмирал Непенин», офицеров Императорской армии и флота, сложивших свои головы на войне более жестокой, но и более идейной, чем внешняя, т. е. в земной проекции небесной борьбы, борьбы против мирового зла — красного интернационала.